Он придет - Джонатан Келлерман

Я уселся в кожаное кресло. Наши глаза оказались на одном уровне.

– Эта Мэгги… – продолжал профессор. – Всегда такая грустная. Вот флиртую с ней, стараюсь чуток взбодрить. Ей, похоже, так одиноко большую часть времени…

Он порылся среди бумаг и вытащил фляжку.

– Ирландский виски. В верхнем правом ящике письменного стола – два стакана. Будьте добры, достаньте и передайте мне.

Я отыскал стаканы, которые явно не блистали чистотой.

Ван дер Грааф наполнил каждый примерно на дюйм, не пролив ни капли.

– Держите.

Я посмотрел, как он пригубил виски, и последовал его примеру.

– Как думаете – может, она девственница? Такое вообще возможно в наши дни и в таком возрасте? – Он подошел к этому вопросу как к некой эпистемологической загадке.

– Не могу сказать, профессор. Я с ней всего час как познакомился.

– Просто в голове не укладывается – девственность у женщины ее возраста! И все же восторженно цитировать «Песнь песней» при ее виде тоже как-то не тянет. – Он отпил еще виски, погрузившись в размышления о сексуальной жизни Маргарет Доплмайер и молча уставившись в пространство.

Наконец сказал:

– А вы терпеливый, молодой человек. Редкое качество.

Я кивнул.

– Я решил, что вы сами перейдете к делу, когда будете готовы, профессор.

– Да, действительно должен признать в себе изрядную толику ребячества. Это привилегия моего возраста и состояния. Вы в курсе, сколько прошло времени с тех пор, как последний раз я прочитал лекцию или написал научную статью?

– Могу предположить, что немало.

– Больше двадцати лет! И с тех пор я торчу здесь, якобы погрузившись в некие заумные научные размышления – хотя на самом-то деле просто бью баклуши. И все же я тут почетный профессор. Вы не считаете, что система, которая терпит такую чушь, попросту абсурдна?

– Возможно, вы действительно заслужили почетную отставку.

– Ба! – Он отмахнулся. – Это больше похоже на смерть. Какой уж тут почет… Признаюсь вам, молодой человек, что я ни разу в жизни ничего не заслужил. Я написал шестьдесят семь статей в научных журналах – и все они, кроме разве что пяти, полное говно. Выступил соредактором в трех книгах, которые никто не читал, и в общем и целом вел жизнь балованного транжиры. Это было чудесно.

Профессор прикончил свой виски и со стуком поставил стакан на стол.

– Меня здесь держат, потому что у меня миллионы долларов в свободном от налогов трастовом фонде, основанном для меня отцом, и они надеются, что я все отпишу им. – Он криво улыбнулся. – Может, отпишу, а может, и не отпишу. Наверное, мне следовало бы осчастливить своей волей какую-нибудь негритянскую организацию – или еще что-нибудь столь же возмутительное… Какую-нибудь группу, борющуюся за права лесбиянок, к примеру. Есть такая клика?

– Наверняка должна быть.

– Да. В Калифорнии-то уж точно[98]. Кстати, о Калифорнии – вы ведь хотите что-то узнать про Уилли Тоула из Лос-Анджелеса, так ведь?

Я повторил свою легенду про «Новости мировой медицины».

– Ладно, – вздохнул ван дер Грааф, – если вы так настаиваете, попробую вам помочь. Хотя бог знает, почему кому-то вообще может быть интересен Уилли Тоул, поскольку на территорию этого кампуса никогда еще не ступала нога большего тупицы. Когда я узнал, что он собирается стать врачом, то был просто поражен. Никогда не думал, что у него хватит умственных способностей для чего-то настолько продвинутого. Впрочем, его семья плотно окопалась в медицине – один из Тоулов даже был личным хирургом генерала Гранта по время Гражданской войны… вот вам, кстати, и лакомый кусочек для вашей статьи, – и могу представить, что поступление Уилли на медицинский не стало такой уж сложной задачей.

– Он оказался довольно успешным врачом.

– Это меня не удивляет. Есть разные виды успеха. Один требует сочетания личных качеств, которыми Уилли действительно обладал: настойчивости, отсутствия воображения, врожденного консерватизма. Конечно же хорошее, подтянутое тело и привлекательное, хотя и самое обычное личико тут тоже не повредят. Готов поспорить, что взлетел он по служебной лестнице отнюдь не в силу добродетели быть выдающимся научным мыслителем или исследователем-новатором. Его достоинства более приземленной природы, так ведь?

– У него репутация отличного врача, – настаивал я. – Его пациенты отзываются о нем только в положительном ключе.

– Просто он говорит им в точности то, что они хотят услышать, вне всякого сомнения. Уилли всегда был в этом хорош. Пользовался большой популярностью, президент того, президент сего… Он был моим студентом на курсе по европейской цивилизации – настоящий очаровашка. «Да, профессор, нет, профессор». Всегда оказывался рядом, чтобы придержать для меня стул – господи, до чего же я это ненавидел! Не говоря уже о том, что я вообще редко сажусь. – При этом воспоминании ван дер Грааф скривился. – Да, во всем этом был определенный банальный шарм. Люди любят такое во врачах. По-моему, это называется «врачебный такт». Естественно, его курсовые работы были в этом плане более показательны, лучше раскрывали его истинную суть. Совершенно предсказуемые, без фактических неточностей – но и без единой собственной мысли; грамматически правильные – но написанные совершенно суконным языком… – Он сделал паузу. – Но это ведь не те сведения, которых вы ждали, так?

Я улыбнулся.

– Не совсем.

– Вы же не сможете это напечатать, верно? – Вид у него был разочарованный.

– Нет. Боюсь, что статья намечается хвалебная.

– Короче – «полный энергии и творческих устремлений, он уверенной поступью»… Такого вот плана статья затевается? Как говорят в народе, сопли в сахаре? Какая тоска… Вам не скучно, что приходится сочинять такие слюни?

– Иногда. Но жить-то как-то надо. Счета оплачивать.

– Ах, да… Как заносчиво с моей стороны не принимать это во внимание. Мне вот никогда не приходилось оплачивать счета. За меня это делают мои банкиры. У меня всегда было гораздо больше денег, чем я мог придумать, на что их потратить. Это путь к невероятному невежеству. Обычная беда праздных богатеев. Мы просто невообразимо невежественны. И постоянно вырождаемся. Что приводит как к психологическим, так и к физическим отклонениям.

Он улыбнулся, завел руку назад и похлопал себя по горбу.

– Весь этот кампус – настоящий рай для отпрысков праздных, невежественных, вырождающихся богатеев. Включая вашего доктора Уилли Тоула. Он воспитывался в одном из самых рафинированных окружений, какие вы только можете себе представить. Вы в курсе?