"Аполлон-8". Захватывающая история первого полета к Луне - Джеффри Клюгер

При виде рождественской еды вся троица просияла: после четырех дней на полетном пайке такой ужин казался роскошью. А двое из экипажа – Ловелл и Андерс – обрадовались и бутылке бренди. В отличие от Бормана.

– Ради всего святого, не пейте, – предупредил он. – Если в следующие два дня хоть что-то пойдет не так, все свалят на пьянство экипажа.

Ловелл и Андерс и сами не очень-то рвались открывать бренди: несмотря на то что оба обладали крепкой головой и обычно могли пить не пьянея, сейчас усталость брала свое. К тому же они знали, что Борман прав: расслабляться нельзя, особенно сейчас, когда корабль уже на пути домой.

Вскоре после ужина Ловелл обратился к операторам:

– Мы были несправедливы к тем, кто готовил нам еду. Санта-Клаус принес каждому по упаковке с ужином, было очень вкусно: индейка с подливкой, смородиновый соус, виноградный пунш, роскошно.

Слова «виноградный пунш» он для ясности выделил голосом.

Милт Уиндлер, сидящий за пультом руководителя полета, рассмеялся и взглянул на свободный уголок стола, где его ждал стаканчик кофе и завернутый в вощеную бумагу бутерброд с колбасой. В кои-то веки астронавты в космосе питались роскошнее, чем операторы в зале.

* * *

Жены тех, кто летел сейчас в «Аполлоне-8», провели день более традиционно. Валери Андерс, собрав всех пятерых детей, свозила их на католическую службу, которая проходила в часовне на авиабазе Эллингтон. Сьюзен Борман с сыновьями и родителями мужа съездила в епископальную церковь Св. Кристофера, где преподобный Джеймс Бакнер отдельно помянул в молитве самого знаменитого человека из своей паствы, который не мог присутствовать на службе:

– О предвечный Господь, в чьей власти все планеты, звезды и галактики и все пределы пространства и времени, от бесконечности от бесконечности! Молим тебя, сохрани и защити астронавтов нашей страны.

Рождественское утро Мэрилин Ловелл началось с благотворительности. Из представителей прессы, теснившихся на ее лужайке почти всю неделю, в праздничный день почти все разошлись по домам, остался лишь один фотограф. Мэрилин увидела его из окна и сжалилась над ним.

– Идите домой, – посоветовала она с порога, обхватив себя руками из-за холода. – Мы никуда сейчас выходить не будем.

– Мне нельзя домой, – тоскливо ответил фотограф.

– Почему?

– Я не могу уйти без фотографии.

– Всего-навсего? – засмеялась Мэрилин.

Взглянув через плечо в гостиную, она увидела, что ее младший сын Джеффри и старшая дочь Барбара сидят под рождественской елкой среди подарков.

– Дети, идите сюда! – позвала она. Увидев, что они вскочили с пустыми руками, она показала на гору подарков и добавила: – Возьмите что-нибудь.

Барбара схватила первую попавшуюся игрушку, Джеффри взял пружинную ходулю «пого», которую пытался освоить все утро, и оба вышли наружу. Джеффри прыгал, Барбара позировала перед камерой – фотограф сделал несколько снимков. Затем он распрощался и поспешил домой, провести остаток рождественского дня без рабочих забот.

Вскоре после этого праздничная щедрость Мэрилин была вознаграждена. Без всяких предупреждений у тротуара остановился «роллс-ройс», из него вышел мужчина в униформе. Пройдя по дорожке к дому, он постучал в дверь и вручил Мэрилин коробку из дорогого магазина «Ниман – Маркус», обернутую в небесно-голубую бумагу и украшенную двумя пенопластовыми шарами – один побольше, раскрашенный как Земля, другой поменьше, раскрашенный как Луна. На карточке, прилагающейся к коробке, было написано: «Счастливого Рождества! С любовью от человека на Луне». Внутри была короткая норковая шубка.

Мэрилин Ловелл, жена лунного человека, в то же утро надела подарок на церковную службу, куда пошла вместе с детьми. Если кому-то из хьюстонцев и показалось, будто она слишком уж важничает, – пусть. В ту неделю она сделала достаточно для того, чтобы заслужить снисхождение.

* * *

К концу рождественского дня многие, включая некоторых представителей прессы, стали вести себя так, будто полет «Аполлона-8» практически завершен. Да, экипажу еще предстояла посадка в космическом корабле, но это же чистая формальность, не так ли? Телекомментаторы принялись обсуждать варианты, в каких городах мира – помимо стандартного Нью-Йорка с его стандартными парадами под потоками конфетти – состоятся торжества в честь астронавтов, совершающих мировое турне. Особенно активными были обсуждения того, когда произойдет неминуемая высадка на Луну.

Большинство были уверены, что она состоится уже в мае – именно на это время был запланирован старт «Аполлона-10». Короткая проверка LM на околоземной орбите – и экипаж прямиком отправится оставлять след летного ботинка на поверхности Моря Спокойствия. В экипаже будет Том Стаффорд, партнер Уолли Ширры по совместному полету «Джемини-6» и «Джемини-7», и он, вероятнее всего, станет первым человеком на Луне. Джон Янг, которого Гас Гриссом предпочел Борману для полета на «Джемини-3», и Джин Сернан полетят с ним. Репортеры уже принялись готовить публичную биографию Стаффорда.

Самонадеянное представление о том, что возвращение «Аполлона-8» мало отличается от банального свободного падения, получило нечаянную поддержку Билла Андерса в тот момент, когда корабль, отлетев от Луны примерно на 72 000 км, вновь пересек невидимую линию, где притяжение Луны уступило более сильной земной гравитации. Когда Коллинз в роли капкома упомянул своего маленького сына, спросившего, кто из астронавтов сейчас рулит кораблем, Андерс ответил: «Я думаю, в основном им сейчас управляет Исаак Ньютон».

Разумеется, законы физики сами по себе не могли доставить экипаж домой, однако даже в ЦУП царила некоторая самоуверенность. Маттингли, который вскоре после фразы Андерса рассказывал Борману о настроениях на Земле, в числе прочего сообщил о недавнем разговоре с Уиндлером.

– Все улыбаются, – сказал он. – Санта-Клаус был добр к людям в мире, и все довольно спокойно, как и должно быть в Рождество.

– Очень хорошо, – ответил Борман.

– Милт говорит, мы в состоянии расслабленной бдительности.

– Очень хорошо, – повторил Борман, прежде чем осознал сказанное. И тут же добавил более жестким тоном: – Расслабляться – это нам. А вы будьте бдительны.

– Да, так будет честнее, – ответил Маттингли.

У Бормана были все права требовать бдительности. Возвращение «Аполлона-8» на родную планету было эквивалентно затяжному парашютному прыжку с очень большой высоты и, как и в случае любого затяжного прыжка, могло закончиться плачевно. За часы, прошедшие после TEI, полет уже однажды оказался под угрозой, хотя на Земле об этом говорили очень мало.

После рождественского ужина, когда Борман ушел спать в отсек оборудования, кораблем управлял Андерс, засевший в левом кресле. Ловелл в это время работал с компьютером. Коллинз зачитывал Ловеллу новые координаты для очередного вращения вокруг продольной оси с целью равномерного прогрева корпуса: время от времени ориентацию корабля приходилось менять в зависимости от постоянно изменяющегося угла относительно Солнца. Ловелл вводил команды в компьютер, как вдруг включились маневровые двигатели. Корабль резко повело, из горизонтального положения с направленным примерно вперед носом он перевернулся в вертикальное, носом вверх.