Соблазненные луной - Лорел Гамильтон

Китто не сказал "Спасибо": они с Холодом обастары, а старейшие среди нас высказанную вслух благодарность считаютоскорблением. Современные любезности принимаются без проблем только теми, ктомладше трехсот лет. А значит, только мы с Галеном могли бы обрадоваться,услышав "спасибо". Все прочие были староваты.

Я вернулась в теплое гнездо из магии и рук Баринтуса.

– Так почему я вдруг стала для тебя"принцесса", Баринтус? Ты с самого моего детства звал меня Мередитили малышка Мерри.

– Ты уже не ребенок. – Он упорно смотрел вперед,словно на пути следовало ждать неприятностей. И вряд ли он опасался сугробов.

– Ты хочешь установить между нами дистанцию?

– Нет. – После секундной паузы на губах у негопоявилась улыбка. – Ну, может быть, но я не это имел в виду.

– Тогда в чем же дело?

Он посмотрел на меня, и прозрачное веко опять мигнуло.

– Ты принцесса и наследница трона. У меня слишком многоврагов, чтобы мне позволили остаться в твоей постели.

– Но когда узнают, что к тебе вернулась сила бога...

– Ох нет, Мередит. Если только об этом узнают, меняпостараются убить раньше, чем сила вернется ко мне полностью.

Я хотела сказать: "Они не посмеют", но вовремяпоняла свою глупость.

– Очень было опасно оставаться при дворе и обеспечиватьподдержку моих притязаний на трон?

Он опять отвел глаза:

– Не очень.

– Баринтус, – сказала я с укором, – толькоправду.

– Я не лгу, принцесса. Не очень – правдивый ответ.

– И полный?

Он невольно улыбнулся:

– Нет.

– А полный ответ ты мне дашь?

– Нет.

– Но почему?

– Потому что не хочу, чтобы ты волновалась, когда сновауедешь.

– Всех других, кого узнало кольцо, тетя отправила вЛос-Анджелес со мной.

– Ты же слышала, как меня называют за спиной?

– Делатель королей, – сказала я.

– Теперь чаще – делатель королев. – Он качнулголовой, и порыв ветра плащом взметнул синие волосы. – Уже тысячу лет всеподозревают меня в тайном влиянии на трон. И ты думаешь, никто не возразит,когда я стану твоим консортом, а в перспективе – королем? – Он опять покачалголовой. – Нет, Мередит, даже королева это осознает. Потому она и непослала меня с тобой в Лос-Анджелес. У меня слишком много силы и слишком многоврагов, чтобы подпустить меня так близко к трону.

– А если я от тебя забеременею?

Он уставился в пустоту.

– У нас уже все было, Мередит. Большего королева нам непозволит.

– В машине ты говорил по-другому, ты не возразил Усне.

– Там было слишком много ушей, и не все принадлежалидрузьям.

– Баринтус...

Он предостерегающе качнул головой. Я оглянулась: Аматеон иОнилвин оказались ближе к нам, чем прежде. Может, достаточно близко, чтобыслышать наш разговор. Я практически была уверена, что они шпионят для Андаис,вопрос был только, для кого еще они шпионят? Верит ли сама Андаис, что всетайны они откроют ей одной? Нет, вряд ли она рассчитывает на их преданность –только на страх. А что все сидхе боятся ее больше кого бы то ни было, Андаисмогла не сомневаться.

И все же кто-то попытался меня убить. Отважился вызвать гневкоролевы. То ли ее стали меньше бояться, то ли нельзя править одним страхом.Меня ее власть Королевы Воздуха и Тьмы пугала до чертиков, но я никогда неверила, что одного только страха хватит, чтобы править сидхе. Мой отец, правда,тоже так считал, и его мягкосердечие привело его к гибели. Если я все же доживудо восшествия на престол, я не смогу стать такой, как Андаис, – духа нехватит. Но и вести себя как отец я не могу – сидхе и так считают меня слабой.Если я буду относиться к другим с пониманием, как отец, – это станет моимконцом. А если нельзя править ни страхом, ни любовью, то что остается? Ответа уменя не было. А когда в зимнем сумраке перед нами выросли холмы волшебнойстраны, я подумала, что не там искала ответа. Два слова всплыли у меня вголове, словно кто-то их шепнул: "безжалостно" и"справедливо".

Можно ли быть одновременно справедливой и безжалостной?Разве безжалостность не несправедлива? Я всегда считала так, и этому учил меняотец, но может быть, есть какой-то средний путь? А если есть, смогу ли я егонащупать? И хватит ли у меня силы, хватит ли поддержки двора, чтобы идти поэтому пути? Вот на этот вопрос ответа у меня не было точно. Потому что весь мойопыт в политике говорил, что никто не знает своей истинной силы, не знает,насколько верны друзья и сильны союзники, – пока не дойдет до дела, атогда остается только победить или проиграть, выжить или умереть.

Ситхен казался всего лишь заснеженным холмом, и таким он ибыл – если не знать, как пройти внутрь. Но конечно, как и все в стране фейри,ситхен был не совсем таким, каким казался.

Чтобы войти в ситхен, нужно было, во-первых, найти дверь, аво-вторых, суметь ее открыть. Если ситхен находился в игривом настроении, дверьпостоянно перемещалась. Можно было часами за ней гоняться по периметру холма. Аможет, он только со мной так забавлялся, потому что стоило Кэрроу положить рукуна снег, и послышалась мелодия. Ее не удавалось запомнить, и даже не понятьбыло, то ли это пение, то ли звучание музыкального инструмента, – и все жемелодия была прекрасна. Она заменяла дверной звонок, хотя не столько сообщалахозяевам о вашем прибытии, сколько давала знать вам, что вы отыскали дверь.Если музыки не слышно – значит не в том месте вы ее ищете. Кэрроу послалтребуемый магический импульс, и дверь возникла из ниоткуда. Точнее, проем –потому что двери как таковой не было. Просто отверстие, достаточно большое,чтобы мы вошли по четверо в ряд. Дверь как будто всегда знала, как широко нужнораскрыться – чтобы танк проехал или чтобы бабочка пролетела.

Сумерки сгустились почти до полной темноты, и бледный светиз двери показался ярче, чем на самом деле. Баринтус внес меня под свет. Мыоказались в коридоре из серого камня, достаточно широком, чтобы упомянутый танкспокойно продолжал движение по крайней мере до первого поворота. Ширина коридоране менялась в отличие от размера двери. Это было одно из немногих постоянныхмест в ситхене – все прочее менялось по капризу ситхена или королевы. Словнокаменный игрушечный домик, где можно хоть целые этажи переставлять с места наместо. Трудно было угадать, куда тебя выведет знакомая дверь. Это тораздражало, то восхищало, а чаще и то, и другое сразу.

Вход закрылся, как только шедший последним Холод переступилпорог. Остался только серый камень стены – дверь изнутри было найти не проще,чем снаружи. Белый свет лился ниоткуда и отовсюду, ровнее, чем свет факелов, номягче электрического. Я когда-то спросила, что это за свет, и мне ответили –свет ситхена. На мое возмущенное: "Но это же не объяснение!" яуслышала: "Больше знать и не нужно". Порочная логика во всей еенеприглядности, но наверное, другого ответа попросту не было. Вряд ли кто-то изеще живущих помнит, откуда взялся этот свет.