Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина

удобная минута — сейчас в угольную комнату, и отыскивай нас, кто хочет!

— А теперь домой! Надо торопиться — уж поздно… Пусти меня… ты меня совсем задушишь…

— На прощанье!.. Моя радость… Моя звездочка…

— Ну, теперь идем…

Алмазы неба горели над их головой, алмазы инея сверкали у их ног и сияли в воздухе, на опушенных деревьях.

Они оглянулись еще раз на волшебное царство зимы и пошли, обнявшись, углубляясь под своды белоснежной аллеи. А впереди, из‐за осеребренной чащи столетнего сада, сиял старый деревенский дом бесчисленными огнями.

II

Дом был полон гостей.

С незапамятных времен этот дом славился своим широким гостеприимством. Поколения за поколениями собирались праздновать святки в его патриархальных стенах. Со всех сторон, на двадцать верст в окружности, спешили туда веселые люди в погоню за весельем и находили его в старом доме.

Чудный это был дом!

Он стоял среди глухой степи со своими бесчисленными службами и со своим вековым, огромным садом. Кругом простиралась степь, и далеко-далеко ничего не было видно, кроме гладкой степи. Но усадьба сама составляла целый город, а сад составлял целый лес. Под садом протекала быстрая река; она катилась и извивалась, и уходила в голубую даль, пробираясь по голубым пескам, по разноцветным камням, среди частых кустов, обвитых летом зеленым хмелем.

Старый каменный дом со своими колоннами и бельведером, со своими террасами и крытыми подъездами возвышался монументально и величаво между садом и обширным двором, обставленным службами и флигелями.

И внутри старого дома благодатно жилось большой семье; жилось прохладно и привольно знойным летом, тепло и уютно холодной зимой. Были там и большие, высокие залы с хрустальными люстрами в белых чехлах, с тяжелой штофной мебелью и старым дубовым паркетом. Были там и уютные, смеющиеся комнатки, где сладко спалось свежей молодости в бурю и в метель, и сладко мечталось ей в полные аромата весенние вечера, когда ветер приносил в открытые окна благоухание сирени и снежные лепестки вишневых и яблочных цветов.

Прадедовские портреты в золотых тяжелых рамах охраняли старый дом, а новые поколения стерегли их честь и покой.

И теперь, когда глубокий снег окутал всю степь и улегся на крышах; когда седой иней опушил и осеребрил все деревья столетнего сада, все колонны и все узорные решетки огромного дома; когда быстрая река присмирела под толстым слоем хрустального льда — уютнее и теплее, чем когда-либо, жилось внутри старого дома, и тепло и веселье сияли сквозь его окна бесчисленными огнями.

III

— Женя! Женя! Наконец-то!

Целая толпа девушек теснится на широкой лестнице, подымающейся из сеней во второй этаж. Они перевешиваются через перила, смеются и кричат.

— Где ты была? — Куда ты девалась! — Пора гадать.

— Да откуда ты? Вся в снегу! — кричит хор веселых голосов.

— Я гадала! — сочиняет Женя. — Я была в саду… в поле…

— Одна? Вот храбрая! Что же ты нагадала? Что тебе вышло? — раздается со всех сторон.

— Вышло все хорошее… самое лучшее!.. — Она звонко смеется.

— Ты спрашивала, как зовут?

— Кого ты встретила?

— Смотрите, как она покраснела!

Действительно, она вся раскраснелась. Ее глаза сияют. Вьющиеся каштановые волосы выбились из-под меховой шапочки и падают крупными кольцами на плечи и на нежный лоб. Волосы, мех, бархат шубки — все осыпано блестящим инеем. Смеясь и отряхивая серебристую снежную пыль, она бежит на лестницу, легкая и стройная. Девушки окружают ее с радостью и поцелуями, но она отбивается и хохочет.

— Как же мы будем гадать? Когда же мы начнем?

— Сними шубу сначала!

— В столовую! В столовую! Там бабушка ждет!

— Мы будем лить воск и олово!

Только красный огонь камина освещает резные стены и дубовую мебель столовой, отражаясь в блестящем полу. Дрова ярко пылают, дробятся на красные угли, выпускают синие и желтые языки, распространяя смолистый запах сосны и ели. Другого освещения не должно быть при гаданье.

— Так страшнее, — говорит бабушка.

Сама она сидит у камина в своем большом вольтеровском кресле. Из-под кружев ее белого чепчика видны ее черные волосы, до сих пор едва тронутые сединой и заложенные на висках полочками, по старинной моде. Строгий, красивый профиль бабушки, сохранивший свое изящество, несмотря на то что ее лицо давно покрылось морщинами и темные глаза утратили свой блеск, озарен красным светом камина. В молодости бабушка была красавица, и это заметно.

Но на Женю вид ее наводит страх. Это его бабушка. Что-то скажет она, когда узнает?.. согласится ли быть бабушкой и ей?..

На столе стоит глубокое блюдо со снегом. Расплавленное олово клокочет в кастрюльке, которую бережно держит за ручку старая няня.

— Барышни! Барышни! Живее! Остынет… Кто первый выльет?

— Я! — Я! — Я! — кричат со всех сторон.

В столовую врывается толпа молодых людей.

— Прочь! Прочь! Идите вон! Бабушка, скажите им, чтобы они ушли! Уходите! Нельзя! Мы про женихов гадаем! — кричит веселый хор.

— Мы тоже хотим гадать! Бабушка, мы тоже! Позвольте нам…

Страшная суматоха, крик и смех. Женя чувствует, как кто-то схватил ее за руку и сжимает крепко, крепко до боли. Ай! Это он!

— Володя! — кричат его сестры. — Удостоил! Какая честь!

Бабушка водворяет порядок с своего кресла. Наступает молчание.

Склонивши голову на бок, затаив дыхание, Нина первая выливает олово. Расплавленная струя шипит, клокочет и застывает в снегу. Бабушка и няня надевают очки и внимательно осматривают причудливую фигуру на тени, падающей на стену, освещенную отблеском камина. Все ждут.

— Сад! — объявляет няня. — Сад!.. и, как будто, деньги!.. сноп! Богато будешь жить, матушка.

— Да, сад, — подтверждает бабушка, кивая чепцом.

— И глядите, барыня, словно как двое гуляют… Двое и под одним зонтиком! — оживляется няня.

— Двое, двое! — соглашается бабушка.

— Под одним зонтиком! — подхватывают все. — Слышишь, Нина? Поздравляю, Нина! Няня, как его зовут? — все хохочут. Смеется и Нина, довольная.

Девушки льют олово одна за другой. Черные тени принимают в разгоряченном воображении самые разнообразные формы; бабушка вещает с своего кресла о их таинственном значении. По потолку движутся другие причудливые тени, тени зимней ночи; на стене шевелятся тени молодых голов, склонившихся над столом с оживлением и любопытством.

Бабушка приказывает принести свечи, чтобы жечь бумагу и топить воск.

— Бабушка, петуха! Велите принести петуха, бабушка! Мы хотим петуха!

Няня отправляется за петухом. Кто-то идет за овсом.

— У кого есть кольцо? Кто даст кольцо?

Один из кузенов, над которым немало смеются, оттого что он носит на мизинце бирюзовое кольцо неизвестного происхождения, предлагает свои услуги.

— Сашино кольцо! Саша дает знаменитое кольцо! — возглашает неумолимая Соня.

Никто не замечает, как укоризненно смотрит на него Нина, как он смеется