Страж - Роберт Мазелло

Картер молча кивнул. Машина отъехала от тротуара. Картер стоял как вкопанный, но мысли его неслись с бешеной скоростью. Все случившееся казалось ему совершенно бессмысленным, и не стоило даже притворяться, будто в этом был хоть какой-то смысл. Окаменелость, пергамент — кость, кожа… нет, это должно было являться частью какой-то мистификации, шутки. Должно было. Если бы Билл Митчелл не был мертв, Картер поставил бы его на первое место в списке подозреваемых. Но Митчелл был мертв, и этот факт не был частью шутки. Ставки и так уже были слишком высоки. Руссо обгорел почти до неузнаваемости.

Это не могло быть ни игрой, ни какого-либо рода интригой.

Все это было реальным.

Что-то происходило, разворачивалась какая-то ужасная драма, и Картер опасался, что ему, хочет он того или нет, суждено сыграть в этой драме главную роль.

Настроение у Эзры было приподнятое. Теперь он видел, что его подозрения и опасения стали получать реальные подтверждения. Для человека, знающего, что он стоит на пороге безумия, очень утешительно обнаружить, что даже самое невероятное из того, что приходило ему в голову, в конце концов оказалось вполне возможным.

Он не сошел с ума, а вот мир, как это ни прискорбно, вероятно, сошел.

Эзра смотрел на пролетающий за окном машины город и измышлял о том, что узнал в лаборатории доктора Пермута. Свиток был куском живой ткани существа неизвестного происхождения. Фрагмент окаменелости был костью того же существа.

Но было ли это существо тем, о ком он думал? И кто или что могло снять с него живого кожу?

— Кимберли все еще плохо, — сообщил Мори, прервав размышления Эзры. — И они там, черт бы их побрал, ничего не могут понять.

Эзра не удивился. Если его предчувствия были верны и болезнь его мачехи была каким-то образом связана с гостем, приглашенным на вечеринку в последнюю минуту, врачи никогда и ничего не смогут понять.

— Твой отец сейчас у нее.

Эзра так и думал. Он именно поэтому ехал в больницу. Это был шанс наладить отношения с отцом. «И в любых обстоятельствах, — напомнил он себе, — поступить так было бы правильно».

Хотя больница сама по себе была, что называется, эксклюзивная, палата Кимберли находилась в самом привилегированном крыле, где на полу лежали дорогущие ковры, на стенах висели яркие репродукции картин, а двери были сделаны из полированного красного дерева. Эзре это отделение скорее напомнило маленькую европейскую гостиницу, чем больницу, и в каком-то смысле так оно и было. Когда Эзра вошел, его отец сидел в первой комнате гостиной. Сэм отключил мобильный телефон и сказал:

— Я велел Мори не ждать нас, но он, конечно, принялся со мной спорить.

Он бросил телефон на диван.

— Как дела у Кимберли?

— Полчаса назад у нее началась истерика. Она выдернула из вен иглы капельниц, начала бредить.

— О чем?

— О чем? — озадаченно уставился на Эзру отец. — Это смешно. Какой у бреда может быть смысл?

— Ну, развесели меня.

— Что-то насчет птиц и огня. На нее напали птицы с огненными крыльями. Доволен?

Эзра положил эту информацию в «копилку», чтобы завтра рассказать Картеру и Руссо. Кто знал, какой из ключей к тайне окажется самым важным?

Медсестра в белом форменном брючном костюме с синей отделкой, больше похожем на матроску, чем на одежду медработника, вышла из спальни с подносом, на котором лежали шприц и еще какие-то врачебные приспособления.

— Она получила большую дозу успокоительного, — сообщила медсестра. — Будет спать до утренней операции.

Медсестра улыбнулась Эзре и Сэму и вышла.

— Что за операция? — спросил Эзра у отца. — Врачи поставили диагноз?

— Не совсем. — Сэм положил рядом с собой пиджак и откинулся на спинку дивана. На кармане его сорочки была вышита монограмма, в прорезях манжеток сверкали золотые запонки. — Заражение крови. Дисфункция внутренних органов. Одно известно наверняка: она беременна.

Эзра не слишком удивился, и его отец это заметил.

— Ты знал? — спросил он.

— Я знал, что она хочет все переделать в моих комнатах и превратить их в детскую.

— Этого не должно было случиться.

В первый момент Эзра обрадовался. Неужели его отец вовсе не намеревался заменить его новой, более совершенной моделью наследника? Но в следующее мгновение он понял, о чем на самом деле говорит отец.

— Несколько лет назад мне сделали вазэктомию, — признался отец. — Ты тогда был подростком.

Повисла тягостная пауза. Сэм не понимал, как это получилось, но теперь трудно было что-либо изменить, оставалось только принять удар.

— Я сначала ей ничего не говорил, — стал объяснять отец. — Потому что какой в этом был смысл? А потом, когда я понял, чего она хочет, какие у нее планы, мне не захотелось огорчать ее. Зачем ей было знать, что я не могу ей дать того, чего ей так хочется?

«Только этого он и не мог ей дать?» — подумал Эзра.

— Я не хотел ее потерять, — сказал Сэм, и в этот момент Эзра понял, быть может впервые, что его отец по-настоящему сильно любит Кимберли. Что его не просто тянуло к ней, как может тянуть старика к молодой красотке. И то, что она оказалась беременна, явно стало для Сэма тяжким ударом.

— Мне даже все равно кто… в этом виноват, — проговорил Сэм, прочитав мысли сына. — Теперь это уже не важно.

Эзра вспомнил синяки на теле Кимберли. Теперь он был рад узнать, что его отец не имел к этому никакого отношения.

— Все просто из рук вон плохо, — продолжал Сэм. — Единственный способ спасти ее жизнь — сделать аборт. А потом мне скажут, что у нее больше никогда не будет детей.

— Рожу этого, и потом больше не придется рожать, — неожиданно донесся голос Кимберли.

Эзра и Сэм обернулись. Она стояла на пороге спальни, качаясь из стороны в сторону. На ней была длинная бледно-розовая ночная сорочка, от ее руки тянулась трубочка к капельнице, подвешенной к передвижной стойке.

Но больше всего Эзру шокировал ее живот: даже под просторной сорочкой было заметно, как он разбух. Всего лишь день назад ничего не было заметно, а сейчас Кимберли выглядела так, словно у нее в любую минуту могли начаться схватки. Когда же это произошло? И как это вообще могло произойти?

— Ты зачем встала с кровати? — вскочив с дивана, спросил обеспокоенный Сэм.

Эзра не мог понять, так ли шокирован отец, как он. «И вообще, — гадал Эзра, — как Кимберли способна стоять после того, как ей вкололи большую дозу снотворного?»

— Я должна пойти к нему, — сказала Кимберли, отбросив с лица прядь волос, прилипшую к ее покрытому испариной лицу. — Только он может это прекратить.