Мир в 2050 году - Дэниел Франклин

Вот несколько цитат, подтверждающих, что я не преувеличиваю. Генеральный секретарь ООН У Тан сказал в 1969 г.: «Если подобное глобальное партнерство не будет организовано, боюсь, что упомянутые мной проблемы достигнут таких масштабов, что контролировать их будет не в наших силах». (Этого не произошло.) На обложке бестселлера 1972 г. «Пределы роста» красовалась надпись: «За этот мир вас будут благодарить внуки? Мир, где объем промышленного производства равен нулю? Где население радикально уменьшилось? Где воздух, вода и почва безвозвратно загрязнены? Где цивилизация – лишь воспоминание? Вот мир, предсказанный компьютером». Признанный экономист Роберт Хайлбронер в 1974 г. сказал: «Перспективы человечества безрадостны, болезненны, возможно, даже безысходны, и надежда на будущее ничтожна». Знаменитый эколог Пол Эрлих, 1974 г.: «Цепочка событий, ведущая к упадку Индии, уже приведена в действие». Газета New York Times, 1980 г., перед падением цен на нефть: «Оптимистических прогнозов насчет энергетики в ближайшем будущем быть не может… цены продолжат расти». Альберт Гор, 2006 г.: «Ученые предупреждают, что мы приближаемся к нескольким “переломным моментам”, которые могут в течение всего десяти лет привести к тому, что обитаемости планеты для людей может быть нанесен непоправимый вред».

За исключением горстки проблем, решение по которым еще не вынесено, ни один из перечисленных в прошлом абзаце прогнозов не сбылся. Причем их авторы не просто ошиблись на пару-тройку лет. Результаты оказались диаметрально противоположными. За 40 лет, прошедших с 1971 г., скорость роста населения удвоилась, голод стал редким явлением, урожайность выросла вдвое, Индия стала экспортером продовольствия, продолжительность жизни по всему миру выросла на 25 %, африканский оазис Сахель зазеленел, радиоактивных осадков стало меньше на 90 %, две трети ядерных установок были демонтированы, вирусной пандемии не случилось, города развивались, лесов стало больше, разлитой нефти стало на 90 % меньше, случился беспрецедентный экономический бум, неравенство уменьшилось, бедные страны развивались быстрее развитых, запасы нефти и газа увеличились и цены упали на некоторое время (правда, после этого вновь начали расти с 2008 г.), цены на металлы стремительно упали, уровень загрязнения атмосферы в развитых странах тоже, Великие озера очистились, ледниковый период не наступил, скорость исчезновения млекопитающих и птиц осталась низкой, не уменьшилось и количество сперматозоидов, коровье бешенство за 20 лет стало причиной смерти максимум 172 людей, генетически модифицированные культуры увеличили биологическое разнообразие, нанотехнологии не сделали ничего, проблем с компьютерами почти не случилось даже в странах, не занимавшихся решением «проблемы 2000» (вроде Италии и Южной Кореи), количество снега зимой в северном полушарии выросло, суммарная сила тропических циклонов достигла рекордного минимума, малярия отступила, ни один вид не исчез в результате изменения климата (а оранжевую жабу в Коста-Рике убил грибок), меньше людей умирает из-за экстремальных погодных условий, а уровень воды в Мировом океане не стал подниматься быстрее.

Думаете, я специально подобрал ситуации, отвечающие моей аргументации? Какие мрачные прогнозы вы предпочли бы вместо этих? Летние арктические льды отступали быстрее ожидаемого в первые годы этого века, но количество летних арктических льдов за тот же период слегка увеличилось. Действительно, сезонная озоновая дыра над Антарктидой не затянулась, но возникшая в результате этого эпидемия рака кожи и катаракты в Патагонии и Новой Зеландии – всего лишь псевдонаучная гипотеза. Что касается глобального потепления в целом, между 1970 и 2010 гг. оно составило полградуса по стоградусной шкале и медленнее всего развивалось именно в последнее десятилетие. Это куда меньше, чем в 1980-е гг. предсказывали ученые вроде Джеймса Хэнсона из НАСА, человека, сделавшего глобальное потепление знаменитым. В 1988 г. он сказал, что к настоящему моменту уровень температуры станет на 1,4–2,8 °C выше, чем в последние 100 тыс. лет. За четверть века она выросла лишь на десятую часть от прогнозировавшегося Хэнсоном.

В таком случае простите мне скептическое отношение к заупокойному пессимизму, вываливаемому на моих детей-подростков из учебников и СМИ. Эту погребальную песнь неустанно поют лоббисты и компании, получающие различные правительственные субсидии. И, разумеется, эта апокалиптическая индустрия отлично умеет, пожав плечами, откреститься от собственных ошибок и игнорировать вопросы журналистов о том, что же было не так с предыдущими прогнозами. Я уверен, что и в 2050 г. в медиа (в какой бы то ни было форме) станут доминировать пессимисты. Катастрофа по-прежнему неизбежна.

Есть две простейшие причины, по которым прогнозы о наступлении конца света оказались ошибочными в 1971-м и ожидаются таковыми и в 2012-м, и в 2050-м гг. Во-первых, плохие новости – хороший информационный повод в отличие от новостей хороших. Хорошие новости плавные, а плохие – как ухабы на дороге: улучшение уровня жизни людей растет стабильно, но незаметно, а вот войны, рецессии, землетрясения и астероиды появляются на ясном небе из ниоткуда. Каждый раз, когда появляется новая опасность, умеренные и оптимистичные мнения тонут в негативных и экстремальных прогнозах. Тем временем мировой ежегодный экономический рост по-прежнему составляет 2–5 %, но об этом никто не говорит.

Вторая причина более фундаментальная. Страшилки предполагают статический отклик: человечество стоит на рельсах и смотрит на приближающийся поезд, вместо того чтобы уйти с дороги. Количество человек, погибших в результате засухи, потопов и штормов в первое десятилетие XXI в., на 93 % ниже, чем количество людей, погибших в результате подобных событий в 1920-е гг., несмотря на рост населения (см. рис. 20.1). Это произошло не из-за того, что погодные катаклизмы стали менее опасными, а благодаря технологиям, которые позволили людям снизить риски (технологии создания убежищ, транспорт, коммуникации, медицина и др.). Если еды не хватает, цены растут, и фермеры сажают больше сельскохозяйственных культур, используют больше удобрений или еще как-то экспериментируют, чтобы повысить урожайность; если нефти становится меньше, цены растут и изобретаются новые технологии бурения; если дорожает медь, ей находится замена, если усиливаются загрязнения, принимаются законы о чистом воздухе и т. д. Выдающийся экономист викторианской эпохи Уильям Стенли Джевонс сказал: «Бессмысленно думать о том, что какой-то вид топлива заменит уголь», – спустя шесть лет после бурения первой нефтяной скважины. Взаимоотношения людей и ресурсов не похожи на уменьшающуюся гору шоколада, поедаемую человеком, – на самом деле это переговоры между человеческой изобретательностью и природными ограничениями. Изменение цены направляет усилия в нужном направлении.

Ключ заключается в дешевизне. Экономический рост уменьшает время, затрачиваемое человеком на то, чтобы заработать достаточно средств для удовлетворения своих потребностей (см. рис. 20.2). Современный участник системы глобального разделения труда со средней зарплатой тратит всего несколько часов, чтобы обеспечить себя деньгами, необходимыми для покупки хорошей еды, модной одежды или аренды приличного дома. В 1950-е гг. среднему работнику требовалось полчаса, чтобы заработать на гамбургер, а сейчас – три минуты. Никто не любил бандитов, разбогатевших в конце XIX в. на снижении стоимости товаров. С 1870 по 1900 г. Корнелиус Вандербильт снизил цены на грузоперевозки по железной дороге на 90 %, Эндрю Карнеги снизил цены на сталь на 75 %, а Джон Рокфеллер – на нефть на 80 %. Веком позже Малькольм Маклин, Сэм Уолтон и Майкл Дели сделали то же самое для контейнерных грузоперевозок, розничной торговли по сниженным ценам и домашних компьютеров. Их тоже никто не любил. Технологии влияют на жизнь людей не с момента их изобретения, но с момента, когда становятся доступными.