Братья Старостины - Георгий Морозов

Петр Дементьев, Анатолий Акимов, Василий Соколов, Владимир Маслаченко — а где же Старостины? Или писателю было достаточно очерка «Мяч идет от брата к брату», где все названы своими именами? Или случившаяся в жизни и описанная Кассилем история о том, как иностранец, присутствовавший на футбольном матче и поинтересовавшийся фамилиями наиболее заметных на поле игроков, решил, будто слово «Старостин» по-русски означает «футболист», затмила все возможные придумки?

Правда, не будем забывать, что имена репрессированных братьев долгие годы находились под запретом и даже забитые ими голы в справочниках приписывались другим. И в эту конкретную дюжину лет обращаться к опальным прообразам было бы смертельно опасно.

Зато интересное наблюдение о влиянии Андрея Петровича на творчество Юрия Олеши можно отыскать у Александра Нилина в его «Линии Модильяни»:

«Про то, что прототипом одного из героев „Зависти“ — футболиста Володи — послужил Андрей Старостин, навестивший уже почти при нас Ахматову вместе с драматургом Исидором Штоком, я узнал позднее…

Футболист Володя — с него скалькирован герой сценария Олеши „Строгий юноша“ — самый невыразительный из персонажей „Зависти“. Такое впечатление, что все остальные действующие лица смело сочинены, а этот как-то робко и неумело срисован с Андрея Старостина…

Володя у Олеши был фигурой заданной, умозрительной, необходимой для парадоксальной концепции, мешавшей автору — и опровергнутой подлинностью душевной автобиографичности Кавалерова.

Любил же повторять Юрий Карлович, что писатели выдумывают мир, но действуют в нем реально.

Для придуманного из головы футболиста Олеша взял внешность Старостина, внутрь не заглядывая, что повредило бы концепции.

Футболист не мог быть героем Олеши, сочинявшим роман от имени Кавалерова.

Андрей Петрович Старостин — другое дело».

И вдогонку этому высказыванию — свидетельство Константина Ваншенкина: «Когда на студии „Мультфильм“ возникла идея экранизации романа „Три толстяка“ и речь зашла о том, как внешне будет выглядеть Тибул, Олеша назвал постановщикам вполне „земное“ имя знаменитого футболиста Андрея Старостина, в нем видел идеал мужской красоты и своего рода прообраз героя будущего фильма». Но об экранизациях речь пойдет чуть позже.

А пока — интересная деталь: ссылку на строки Андрея Петровича делали литературоведы, исследовавшие произведение Валентина Катаева «Алмазный мой венец». Там автор придумал для каждого из своих друзей даже не псевдоним, а образ, и Олеша проходил у него как «ключик» — именно так, с маленькой буквы. Препарируя характеристику Юрия Карловича: «При маленьком росте — в юности», аналитики текста Катаева предлагали сравнить ее с наблюдениями Старостина: «Meня удивило, что для того, чтобы поцеловать женщину, мужчине пришлось приподняться на носках. Помнится, что я ощутил какую-то обиженность. Такая породистая голова требовала более крупного постамента». Заодно привели в доказательство и словесный автопортрет Олеши: «Я росту маленького; туловище, впрочем, годилось бы для человека большого, но коротки ноги, — потому я нескладен, смешон; у меня широкие плечи, низкая шея, я толст».

В 1980-м Андрей Сергеев, воздавший немалую дань коротким абсурдистским рассказам, написал миниатюру «Картина». Начиналась она так: «В кабинете футболиста Старостина висит картина: Старостин, Горький и Молотов играют втроем в преферанс. За игрой с интересом следят их товарищи, ударники первой, второй и третьей сталинских пятилеток…» Далее следовал длинный список фамилий, а венчала данную конструкцию фраза: «Когда в глубине картины проходит Сталин, Старостин, Горький и Молотов встают, а ударники поворачиваются спиной к зрителю». В этой сюрреалистической зарисовке использован собирательный образ, но можно смело сказать, что писан он не с Николая Петровича: как известно, в отличие от остальных братьев, старший к картам не тяготел.

Реальных людей часто «шифруют» и в прозе, и в кинематографе. В поэзии их скрывать сложнее.

Евгений Евтушенко всегда позиционировал себя как ярого болельщика. Правда, симпатизировал московскому «Динамо», и, возможно, поэтому имена основателей «Спартака» проходили у него одной строкой. Например, в стихотворении «Играйте в гол», датированном 1974 годом:

Имена мастеров в размер не ложились, хотя и так Федора Селина, Василия Карцева или Всеволода Боброва не спутать ни с кем. А Старостин в единственном числе виделся как бы собирательным образом.

В другом произведении Евтушенко поднята фанатская тема («Фанатиков я с детства опасался, как лунатиков»). На страницах «Литературной газеты» за 4 июля 1984 года поэт рассуждал о проблеме вообще и иллюстрировал свои взгляды недавно написанным стихотворением. Есть там и такой риторический вопрос:

Сами фанаты, между прочим, невысоко отзывались о степени погружения поэта в тему. В частности, по отношению к обитателям стадионов он употребил выражение «дети диско», хотя этот музыкальный стиль данная среда абсолютно не воспринимала, предпочитая рок. И насчет стадности тоже можно поспорить — фанатское движение не было абсолютно однородным, там всегда существовали свои течения и группировки.

Но в контексте темы Старостиных это не столь принципиально. Слово «мрачнеете» Евтушенко употребил верно. Правда, Николай Петрович, будучи начальником команды, не раз заботился о мальчишках, добиравшихся вслед за командой куда-нибудь в Минск или Донецк. Мог и в клубный автобус посадить, чтобы москвичей не подкараулили на выходе со стадиона местные оппоненты. Однако в целом ни ему, ни остальным братьям явление близким не стало. Неслучайно в книге «Невозможный Бесков» Александр Нилин сделал акцент на том, как на матче дублеров Николай и Андрей Старостины пытаются пересесть подальше от скандирующих и хлопающих ребят. Еще более показательно, что при съемках телепередачи о братьях герои (еще раз напомним, уже после кончины Александра) никак не могут выбрать подходящие кадры с трибун, где был бы запечатлен тот зритель, для которого, в их понимании, и существовал футбол.

Как и Евтушенко, поэт Олег Григорьев употребил фамилию «Старостин» в единственном числе. В его поэме «Футбол» звезды разных времен и народов были представлены в юмористическом стиле. Публикация в газете «День литературы» (№ 108 за 2005 год) предварялась словами: «Эта спортивная поэма замечательного детского поэта Олега Григорьева так, по сути, никогда и не была опубликована в широкой печати». А в свете нашего исследования обращают на себя внимание следующие строки:

Последнюю фразу автора можно толковать двояко. Если увидеть инверсию, то трое названы Дон Кихотами от футбола. В другом случае можно говорить о некоем «футболе Дон Кихотов», делегатами от которого выступают указанные мастера. Так или иначе, любопытно было примерить: кто из братьев нагляднее всего ассоциировался бы с героем Сервантеса? Наверное, Андрей.