Волчата голодны всегда - Кирилл Казанцев

– Неужто это тот самый Малахитов, сынок бывшего мэра? – интересовался у смотрящего средних лет бродяга, попавший в камеру за какое-то небольшое преступление.

– Он самый, – хрипло ответил крупный, с изъеденным оспой лицом, похожий на грузчика старший по камере. Его расписанное татуировками тело подтверждало, что свой статус смотрящего он получил заслуженно, как бывалый зэк.

– Моего старшего брата его отморозки инвалидом сделали, – подхватил разговор третий мужчина, который, судя по наколкам, тоже уже был ранее судим. – Племянник четырнадцатилетний пожаловался, что отец заставляет его книги читать, и его так отделали, что позвоночник повредили. Теперь брат на коляске, ноги не держат.

Голос говорившего был наполнен злостью к нему, Малахитову. И Николай почувствовал это спинным мозгом. Больше всего его угнетало, что приходилось бояться и реагировать на слова тех, кого еще день назад он переехал бы на своей машине и даже не заметил. Теперь он может пострадать от этих недочеловеков. Подстегиваемый чувством самосохранения и страха, Николай бросился к двери и стал колотить в нее руками и ногами, требуя выпустить его.

– Я требую одиночной камеры, – кричал он сквозь закрытую дверь, боясь оглянуться на своих сокамерников, которые с интересом наблюдали за этим бесплатным представлением, зная наверняка, чем оно закончится.

– Как ты думаешь, огребет? – долетел до слуха Малахитова вопрос одного из них смотрящему.

– Знамо дело, – ответил старший.

– Замажем на пачку сигарет? – предложил ему сокамерник.

Дверь в хату открыли два вертухая и совершенно бесцеремонно отходили Малахитова по спине резиновыми дубинками.

– Ты чего, малый, попутал, где находишься? – приговаривали они во время экзекуции. – Это тюрьма, тут мэр другой, и дети у него другие.

Охладив его порыв, они вышли, оставив его в униженном состоянии лежать на полу, закрываясь от нанесенных ударов. Сокамерники, довольные увиденным, на какое-то время утратили к нему интерес и сели играть в карты. Малахитов кое-как перебрался на шконку, усваивая первый полученный урок: здесь, в тюрьме, его имя ровным счетом ничего не значит и его ждет незавидное существование. Он вдруг вспомнил, что Кузьма сказал о нанятом им имитаторе, который говорил голосом отца. Николай почувствовал смутное волнение. А как же мать? Он же разговаривал с ней вчера по телефону! Ее голос он уж точно не мог бы спутать ни с каким другим. Неужто это было слуховой галлюцинацией, результатом его наркотического опьянения? Нет. Он говорил с матерью! Эта смутная надежда, эта появившаяся соломинка на какой-то момент дала ему облегчение, и он все же задремал. Ненадолго, поскольку вскоре чья-то рука растормошила его, вырывая из дремы. Над ним, склонившись, с улыбкой стоял Дрон.

– Здорово, Ники! – Голос у него был веселый и независимый, словно он поздоровался со своей ровней. – А я заваливаюсь в хату – а тут ты дрыхнешь.

– Тебя-то за что? – поинтересовался спросонья Малахитов.

– Так по твоей же наводке меня и взяли. – Голос Дрона оставался такой же веселый, как и улыбка на лице, которая, казалось, приклеилась к нему навечно. – Ты же сообщил о двух трупах в сауне и сказал, что это я их там закрыл.

– Я же сказал ментам, что ты закрыл дверь случайно, – поспешил оправдаться Малахитов, которому не нужен был здесь такой физически сильный враг.

– Ага! Я сначала смеялся над их обвинениями, а они стали обыск проводить и нашли в моей сумке ключ от сауны. – Улыбка с лица Дрона стала незаметно сползать. – Дальше – больше: прибавились показания поповича и твоей бывшей девки, которые рассказали, как мы с Хлыстом накануне поругались. А там еще история про Белякова, которую на меня пытаются навесить… Вот мне и засветило пожизненное заключение по твоей милости.

– Да подожди, я с помощью Кузьмы и бабла все смогу разрулить, – стал успокаивать своего телохранителя Ник.

– Ну да, если только с помощью Кузьмы, – внимательно посмотрел на своего бывшего хозяина Дрон, и улыбка вернулась на прежнее место. – Кузьма Сергеевич человек слова. Сказал – сделал.

Николай выругался про себя, но вида не подал. Главное сейчас было выиграть время, а там через своего адвоката он стал бы действовать по обычной схеме. Подкуп прокурора, следователя… Деньги. Вот что надежно, вот что никогда не предаст, всегда выполнит свою функцию в интересах хозяина. Их еще осталось достаточно, хватит спастись от суда. Однако поток мыслей прервался болевой спазмой. Николай, застонав, скрючился, обхватив живот руками. Спасательным кругом вспыхнула мысль. Дрон! Он же снабжал наркотиками тюрьму. Следственный изолятор был одним из его мест сбыта. Он позвал телохранителя и попросил его о дозе.

– Ник, мы теперь в равных правах, нас тюрьма уравняла, поэтому я могу тебе достать дозу, но за деньги, – неожиданно заявил Дрон.

– У меня нет денег, но я могу отдать тебе свой лимузин, – предложил Ник. – Оцени его, на сколько доз потянет.

– Нет, Ник, здесь, на тюремном дворе, на нем не поездишь, – потерял интерес к нему Дрон, вернувшись на свою шконку.

– А что же ты тогда хочешь? – трясясь всем телом, спросил готовый на все Малахитов.

– Напиши заявление следователю, что ключ подложил мне ты и дал ложные показания против меня, – жестко потребовал Дрон.

– Нет! – рыкнул Ник. – Я же тебе сказал, что все улажу по-другому.

– Как хочешь, – спокойно произнес Дрон, доставая из носка заправленный шприц. – Я тогда братву подогрею.

По характерному цвету Николай узнал в шприце раствор героина и среагировал на это, как собака Павлова.

– Давай бумагу! – Трясясь в ожидании кайфа, он быстро написал отказ от ранее данных показаний.

– Ну и почерк, хрен разберешь, – сделал недовольное лицо Дрон, читая заявление. – Тут без почерковедческой экспертизы не разберешься.

– Дай ширнуться, и я тебе перепишу по новой, – взмолился Ник.

– Ладно, катай рукав, – смилостивился Дрон.

Малахитов закатал рукав, перетянул полотенцем руку, отбил вену. Вена надулась, словно голубая пиявка, приглашая иглу к себе в гости.

– Давай помогу, а то не попадешь. – Дрон выпустил воздух из иглы, выпуская на глазах Малахитова драгоценные капли.

– Скорее, – заскрежетал зубами Ник, сожалея о таком большом количестве пролитого вещества.

Игла наконец вошла в вену Малахитова. Однако укол не принес боли, он послужил для парня долгожданным сигналом избавления от страданий.

– Привет от Обносова, – все с той же улыбочкой произнес Дрон, выпуская содержимое шприца в организм Малахитова.

«Что это? К чему он сказал?» – пронеслось в голове наркомана, ожидающего «приход» кайфа. Но вместо него все тело охватила боль, горло перехватило спазмой, и он стал задыхаться. Перед глазами пролетел разговор с Кузьмой и его слова: «…тебя ждет еще один сюрприз от Обносова». По телу пробежали конвульсии, Ник свалился со шконки и стал биться головой о твердый бетонный пол. Все остатки сознания парализовало болью и страхом; он понял, что умирает, и, отплевываясь выступившей изо рта пеной, произнес свое последнее: