Пробуждение - Марк Фрост

– Где-то посередине.

– Хороший ответ.

Гайст снова прибегнул к помощи указки, и центр доски открылся, словно окно, выходящее на трехмерный аквариум. Всю длину окна заняло графическое изображение двойных многоцветных спиралей ДНК, обвивавшихся одна вокруг другой. Около спиралей появились скопления анимированных табличек, наполненных буквами и знаками, относящимися к различным отрезкам спиралей.

– Генетический код человека, – сказал Гайст. – Чертеж жизни. Он содержит более двадцати четырех тысяч индивидуальных генов и три миллиарда пар химических оснований, каждая из которых способна на тридцать тысяч вариаций. Все это вносит свой вклад в существование и сохранение жизни человека. Более семи милилардов человек, живущих ныне, носят в себе собственную версию того, что ты сейчас видишь перед глазами – внутри триллионов клеток своего тела. И все эти чертежи так же уникальны, как звезды в небе. А теперь постарайся перестроить свой разум на различие между картой…

Сработал зум. На экране предстали увеличенные участки двойной спирали – огромные, подробные, трехмерные – как поверхность чужой планеты.

– …и территорией, которую она описывает. А эта территория, Уилл, так же темна и неведома для нас, как были Великие Равнины для Льюиса и Кларка, когда они отправились на поиски Северо-Западного Прохода. Так же загадочна, как для моего поколения – космос.

Каждое поколение находит собственный фронтир, и этот принадлежит вам, Уилл, – произнес Гайст с евангелическим пылом. – Очень может быть, что этот фронтир – последний. Кто-то из вашей когорты – возможно, даже один из тех, кто тебе знаком, станет Магелланом, Кортесом или Колумбом этого мира. Они не станут искать новые торговые пути и товары вроде специй или сахарного тростника. Вероятность великих открытий здесь намного более велика, потому что теперь мы можем с уверенностью сказать, что где-то на этой карте все ответы на загадку существования человека – и самого сотворения мира – только и ждут, чтобы их обнаружили.

На экране, вокруг переплетающихся спиралей ДНК, замелькали изображения бесконечно разнообразных растений и животных и четыре буквы – «A», «T», «C» и «G». Уилл был зачарован этим прекрасным зрелищем.

– Вся жизнь на Земле обязана своим существованием тайнам этих простых, элегантных форм, но для большей части живых существ судьба записана в их коде – как ограничение – так, как если бы это были письмена, высеченные на камне.

Это растение цветет лиловыми цветами, это маленькое млекопитающее спаривается каждой весной на протяжении всего двух недель, жизнью этой птицы руководят продолжительные перелеты.

Менее семи процентов строительных кирпичиков жизни уникальны для человека. Эти семь процентов позволяют нашему виду изменить при жизни одного поколения то, что для любой другой формы жизни является нерушимыми границами. Эти семь процентов ответственны – каким образом, мы еще пока не понимаем – за феномен «человеческого сознания». Феномен, который всего за несколько тысяч лет даровал нам…

Экран заполнился каскадом изображений – знакомые лица, математические формулы, инженерные чертежи, ноты.

– …Шекспира, Ньютона, Моцарта, Леонардо да Винчи, Иисуса, Бетховена, Диккенса, Микеланджело, Эдисона, Эйнштейна, Ганди, Галилео, Будду, «Beatles»… Обладая этой картой, в один прекрасный день, скоро мы сумеем раскрыть тайны этих семи процентов. Ты и твои современники смогут проснуться, как эволюционное поколение, которое поведет человечество к лучшему будущему.

Гайст нажал кнопку на указке, и на экране возникла галерея юных лиц – учащихся Центра, глядящих на что-то восхитительное и невидимое.

– И здесь лежат чудеса, достойные восхищения.

Уилл вышел из аудитории в глубокой задумчивости. Если Гайст хотел заставить его мыслить, он в этом преуспел. Введение в генетику заставило Уилла по-новому взглянуть на загадочные способности, которые он открывал в себе почти каждый день. В их основе должна была лежать генетика, но насколько ему было известно, ни Джордан, ни Белинда Вест никогда не демонстрировали ни один из тех талантов, которыми теперь был наделен он.

Но если это досталось ему не от родителей, то откуда же это взялось?

Уилл позвонил в звонок на стойке около зарешеченной двери склада. Он взял из шкафчика сетку с вещами, которые надо было выстирать, и у него осталось время переодеться перед тренировкой.

– Эй, Джолли, вы тут?

– Это опять ты, – проворчал Непстед.

Уилл услышал скрип колес его инвалидного кресла раньше, чем карлик выкатился в маленькую комнатку, примыкавшую к стойке. В прошлый раз Уилл этой комнатки не заметил.

– Забыл спросить, – сказал он, показав Непстеду сетку с вещами. – А что делать с тем, что надо постирать?

– Брось сетку в контейнер, который стоит в душевой, – сказал Непстед. – Чистые вещи доставят тебе в комнату через два дня. Кроме пятницы. Если отдашь в стирку в пятницу, получишь в понедельник.

Непстед подкатился поближе к решетке и пытливо посмотрел на Уилла своими странными, круглыми и немигающими глазами.

«Он сказал, чтобы я вернулся, когда буду готов. А я готов? Выяснить это можно одним-единственным способом».

– На днях мы говорили насчет эмблемы, – осторожно проговорил Уилл. Я кое-что узнал и хотел расспросить вас об этом.

– Вот как?

– Вы знали о том, что первые Паладины были рыцарями Карла Великого? – спросил Уилл.

– Я что, похож на законченного тупицу? – спросил Непстед равнодушно. – Ну, если уж ты это знаешь, скажи мне, сколько их было.

– Двенадцать, – ответил Уилл. – И они называли себя Пэрами.

– Двенадцать – священное число, – произнес Непстед гипнотически монотонно. – Целостность. Единство. Двенадцать знаков Зодиака. Двенадцать тонов в музыкальной шкале. Двенадцать карт-«картинок» в колоде. Двенадцать присяжных. Двенадцать ночей Рождества. Двенадцать подвигов Геракла. Двенадцать лепестков у распускающегося вечного лотоса. Двенадцать часов тьмы, двенадцать часов света. Двенадцать колен Израиля…

Уилл уже пожалел, что задал Непстеду вопрос. Этот парень, похоже, был такой же чокнутый, как фрик-заговорщик, ведущий радиопередачу из кочевого жилища в пустыне.

– Месяцы, дюймы, яйца, – сказал Уилл. – Это я понимаю.

– Двенадцать Паладинов, – выразительно произнес Непстед, помолчал и добавил: – Двенадцать учеников.

– Учеников… – повторил Уилл. – Хотите сказать… что Паладины – это ученики? Чьи? «Старого господина»?

У Непстеда задрожала голова. Он криво улыбнулся.

– «Рыцари» следуют за «Старым господином», но они ученики… чего-то другого.

– Чего-то? Не кого-то? Чего-то наподобие… Небытия?

Глаза Непстеда вспыхнули, но он только пожал плечами. «Ему нравится со мной играть, – догадался Уилл. – Пора перестать ходить вокруг да около».