Аргентина. Кейдж - Андрей Валентинов

— Нет, даже не слышал.

Уточнять, что да почему не стал, сообразив, что за этим столом не он задает вопросы. Сержант, поймав ногтем кончик сплющенного носа, поскреб в задумчивости.

— Попробуй еще раз. Понимаешь, Кретьен, я тебе не верю.

Оставалось развести руками. Сержант сжал губы, открыл блокнот.

— Ладно, зайдем с другого конца. Как ты считаешь, репортеры из «Мэгэзин» занимаются во Франции исключительно своими профессиональными обязанностями? Я имею в виду журналистику.

Кейдж вспомнил Монстра, но ответил без запинки:

— Исключительно журналистикой. И еще немного — личной жизнью.

Не солгал. Джо — не репортер, он аппаратуру таскает.

Мюффа, покивав, перелистнул пару страниц.

— А тебя не удивила, Кретьен, наша первая встреча? Я — обычный сержант жандармерии, но о тебе уже знаю. И о коллегах твоих тоже.

«Меня раскрыли? Да, меня раскрыли. Это ужасно, это чудовищно, кошмар, рапорт бри-га-ди-ру…» Крис усмехнулся. Со всех сторон обложили! «Где я им шпионов возьму?»

— После аварии я и соображал-то через раз. Потом удивлялся, но недолго. Ты сейчас, Жан-Пьер, как я понимаю, при исполнении?

Сержант, блеснув голубыми глазами, встал, расстегнул мундир, стащил с плеч.

— Так устроит?

— Вполне… К Пиренеям перебрасывают войска со всей Франции. Зачем? Испания нападать не собирается, ей не до того. А итальянский флот зачем-то идет к Балеарским островам. Кажется, Леон Блюм и Муссолини решили повторить за Пиренеями «Швейцарский зигзаг». А мы — иностранцы. Обычно в таких случаях полицию щедро оделяют скипидаром.

Мюффа невозмутимо кивнул:

— Все так. Но иностранцев мы обязаны брать под наблюдение по факту прибытия, а о вас Париж сообщил за сутки. Скажи, твой шеф, Джордж Тайбби, имеет отношение к так называемому «Национальному преступному синдикату»? Это ваша мафия, Кретьен, если ты не понял.

Крис подавился воздухом.

— Не отвечай, я догадался. И с Меером Лански, «бухгалтером мафии», Тайбби тоже не связан? При чем здесь мы, спросишь? Оружие, Кретьен, оружие! Испанское правительство согласно покупать его у кого угодно — и за любые деньги. А деньги считает бухгалтер. И — последний шажок. Самые лучшие агенты — родственники, они реже предают…

Самое время сходить с ума. Кристофер Грант знал младшего босса не один год. Многим Джорджи грешен («как сядешь, так и слезешь!»), но мафия? Не ездил бы он на старом битом «крайслере» 1929 года! И деньги бы у брата не занимал. Подставили парня? Но кому он во Франции дорогу перешел? Меер Лански? Какая чушь!..

— Его, Джорджа Тайбби, брат, насколько я знаю, женится, — продолжал сержант, перелистывая блокнот. — Невеста, мадемуазель Лорен, — сестра твоей, Кретьен.

Шлепнул блокнотом о стол и подвел итог:

— А ты ее фамилии не знаешь. Да-да, Сухомлянская. Бьерк-Грант — это по отчиму, причем уже по третьему.

Кейдж вспомнил о странном письме, полез в карман пиджака, но такового не обнаружил. В шкафу пиджак — красивый, выглаженный, недавно перешитый…

Стой!

«Удачи! А пиджак отдайте в здешнюю мастерскую. Там очень прилично шьют».

— Что-то вспомнил, верно? — усмехнулся сержант. — Разговор этот я затеял для того, чтобы ты подумал, о чем в комиссариате рассказывать. Там, знаешь, не такие легковерные… А настоящая фамилия Меера Лански… Догадался? Сухомлянский, 1902 года рождения, уроженец города Гродно. Вот такие у нас выходят совпадения.

Кейдж кивнул, не желая спорить, хотя совпадением тут и не пахло. «Это же сама Ильза Веспер! Это же „Структура“!..» Он еще пытался предостеречь.

«Лорен! Мне кажется, Джордж влип». Как в воду глядел!

Глухо ударил колокол, раз, другой, третий. Мюффа встал, сотворил крест.

— Забудем. Пора…

* * *

Два цвета Вечности: белый, черный…

Впереди те, кто безгрешен, дети из соборного причта — маленькие ангелы в белых ризах. Им путь открыт, они ведут за собой прочих, тоже в белом. Первый цвет — надежда.

За ними — женщины в черном со свечами, безутешные плакальщицы, они провожают, заставляя остальных вспомнить, сколь коротка и бренна жизнь. Из праха во прах. Второй цвет — горе.

— Не думал, что вы придете, шевалье Брока. Не думал, а следовало бы… Простите!

— «Шевалье» мы с вами только там, возле часовни На Камнях, мсье Грант. Вы правы, я почти не бываю в Авалане. Живые мне не рады. Но сегодня я пришел не к живым.

За белым и черным — тот, кто сопровождает, с кем не страшно переступить черту, проходимую лишь однажды. Отец Юрбен спокоен и суров. Молитвенник в крепких пальцах, черная траурная риза, вместо шляпы-«сатурно» — четырехугольная, увенчанная помпоном биретта. Он — главный, на нем Чин Ангельский, именно ему предстоит передать душу тем, кому надлежит вершить Суд. Тяжела ноша, но широкие плечи не гнутся, взгляд спокоен, походка мерна и тяжела. Vade mecum, душа. Не бойся!

— Мне нечем гордиться, мсье Брока. До Америки так и не доплыл, по-прежнему где-то возле Азор. Я нашел реликвию, увидел ее, но не более. Рыцари из книжки искали не только честь, но и силу.

— Вот вы о чем! Опасные у вас мысли, мсье Грант. Хотите повернуть Время вспять, воскресить, спасти, разрешить от грехов? Вы понимаете, Чья это власть? Перечитайте еще раз вашу книжку. Искатели Грааля не получили никакой силы. Чаша Господня могла исцелить и напитать, но вы, мсье Грант, здоровы и не голодны. Все прочее — ересь. Но если хотите, можете обрушить мир, у санкюлотов в 1793 году это получилось. Моим предшественникам пришлось много потрудиться, прежде чем Lapis Exilis вновь стал безопасен. Не трогайте капорет, пожалейте Вселенную. Ей и так достается.

Тяжелый темный гроб несут самые сильные. Впереди Максимилиан Барбарен и Жан-Пьер Мюффа, власть светская, держава и меч. Поверх деревянной полированной крышки — Знамя Авалана, древнее, утратившее краски, с раздерганными в нити краями. Его привезли с собой ссыльные гугеноты, спрятав от зорких королевских глаз. Ни надписей, ни рисунков, только неясные смутные контуры, тени давней забытой славы. Никто не скажет уже, кто собирался под ним. Городской цех? Отчаянная банда наемников-ландскнехтов? Память без памяти…

Бом-м-м-м… Бом-м-м-м… Бом-м-м-м… Соборный колокол бдит, отгоняя хриплым гудением тех, кому не место в скорбном шествии. Vade retro, Враг!

— Вы смотрите с высоты человеческого роста, мсье Грант. И думаете, как человек. Я такой же, звание Рыцаря-Рыболова — только память о Прошлом, почет, но не власть. Некоторые мои братья были способны на большее, но их уже нет. Человеку трудно пропустить через себя силу Грааля. Вас удивляет, почему никто во всей Франции, кроме нас, не видит трещину в Небесах? А я не удивлюсь, если завтра Авалан исчезнет не только с лика Земли, но и со всех географических карт, из книг и вообще из памяти. А здесь будет только зеленое поле и колючий кустарник.