Время прощать - Миа Марч

– Идеально. И я рада твоему успеху по литературе.

Следуя рецепту, они добавили остальные продукты, потом разогрели сковороду.

– Мне нравилась эта книга, – улыбнулась Изабел.

Алекса налила порцию теста на смазанную сливочным маслом сковороду.

– Помните, я говорила вам, что вступила в школьный Комитет заботы? Это группа школьников, которым дают поручения помогать младшим детям в разных ситуациях. Там есть девочка, Мишлен – клевое имя, правда? – и ее родители только что сказали ей, вчера, что расходятся и на время разъезжаются. Поэтому после беседы о том, «как справляться с гневом» советник по поведению спросил, не хочу ли я быть наставником Мишлен. Классно, правда? Мы встретились сегодня во время ленча и сели на улице на отдельной скамейке. Проговорили почти час. Мне кажется, с моей помощью у нее немножко улучшилось настроение.

Изабел объяснила, как переворачивать блин, чтобы не подгорел, затем быстро обняла Алексу.

– Какая ты молодец. Уверена, ты действительно изменила к лучшему день этой девочки… ее жизнь.

Алекса просияла. Не прошло и нескольких минут, как они нажарили дюжину блинов, осталось только пропитать их и начинить. Алекса показала на фартук Изабел.

– Половина моего теста выплеснулась на вас.

Сейчас у вас тесто даже на кончиках волос.

– Так всегда бывает во время готовки. Вся перемажешься.

Алекса улыбнулась – чудесное зрелище. Потребуется какое-то время, но, по мнению Изабел, с девочкой все будет в порядке.

– Вы были правы, когда говорили, что, помогая людям пройти через то, через что прошел сам, через что еще проходишь, хорошо себя чувствуешь. А кроме приятных чувств, мне еще нравится быть умной. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Отлично понимаю.

«Несмотря на случившееся между мною и Эдвардом, он помог мне, когда я отчаянно нуждалась в помощи, когда отвернулась, а не повернулась к своим родным».

Изабел радовалась, что эти воспоминания всегда будут с ней, перечеркивая плохое при мысли об Эдварде.

В следующий час Изабел и Алекса обсудили все – от книги «Дерево растет в Бруклине» до вопроса, почему мальчишки оттягивают лямки лифчика и при этом смеются. Они ели приготовленные ими блины – с клубникой, шоколадом и абрикосами – и пили чай со льдом. Изабел могла бы и еще час провести с Алексой, когда услышала голос Кэт:

– Сюда, пожалуйста.

В распашные двери кухни вошла женщина.

– Привет, мам, – вскочила Алекса. – Мне нужно попрощаться со Счастливчиком. Сейчас вернусь.

Как только Алекса вышла на задний двор и подбежала к Счастливчику, Чарли дал ей палку, чтобы она бросила. Изабел и мать Алексы наблюдали, как пес несется за палкой, и душистый ветерок донес до них смех девочки.

– Очень приятно наконец с вами познакомиться, – улыбнулась Изабел.

Она представилась и пожала руку матери Алексы, привлекательной брюнетке по имени Вэлери. Бывшей жене Гриффина.

– Я должна вас поблагодарить, – сказала Вэлери. – Алекса много говорила о вас, о вашем разговоре. Вы действительно помогли к ней пробиться.

Изабел улыбнулась.

– Я сама была такая же. С ней все будет хорошо.

– Что ж, спасибо. Большое спасибо.

Алекса вернулась и подхватила коробку с дополнительно испеченными ею блинами. Они попрощались. Сердце Изабел было переполнено, как и ее желудок.

Вечером в среду дом Дина принадлежал только им двоим – Изабел и Гриффину Дом ей понравился: одноэтажный каменный коттедж с разными укромными уголками и местечками и табличкой, сообщающей, что выстроен он в 1830-х годах. Солидные квадратные комнаты со встроенными книжными полками и каменным камином в гостиной, занимающим целую стену, внушали уважение. Изабел пришла в восторг от аккуратной комнаты Эмми, ее коллекции хомячков из серии «Жу-Жу», книжек для раскрашивания и коробки восковых мелков на розово-фиолетовом, круглом, обшитом тесьмой коврике у кровати. Ей даже понравилась неприбранная комната Алексы: ком свитеров на кровати, груда косметики на красивом туалетном столике из выкрашенного в белый цвет металла, за большое круглое зеркало заткнута фотография Гриффина с дочерьми.

Изабел прекрасно ощущала себя в этом доме, с этим мужчиной. Всего несколько месяцев назад ей казалось, что у нее нет своего места. Теперь у нее есть «Три капитана», ставшие ее домом. Есть семья, ставшая ее домом. И что-то волшебное происходило между нею и Гриффином.

Они вместе приготовили ужин – паста с горошком и вяленый бекон под розовым сливочным соусом. Гриффин принес буханку невероятного хлеба из Итальянской пекарни. Они пили вино. И разговаривали. Не могли наговориться.

Все было очень романтично.

После ужина они сидели на каменном крыльце и смотрели на залив. С этой стороны гавани можно было различить гостиницу «Три капитана» на холме.

– Иногда я сижу здесь и смотрю на флюгер, – признался Гриффин, касаясь бедром ее бедра. – Вижу его и ощущаю себя связанным с тобой.

Изабел была слишком счастлива, чтобы говорить, поэтому улыбнулась ему, взяла за руку.

Тогда Гриффин поцеловал ее. Поцелуй был сладостным и жарким. Изабел обняла его и от всей души вернула поцелуй. Гриффин взял ее за руку и повел через гостиную по коридору. В свою спальню.

Изабел помнила, как убирала в его номере в гостинице, снимала простыни, нюхала наволочки и гадала, каково лежать под ним. На нем.

Очень скоро она узнала. И это стало воплощением всех ее фантазий.

На следующий день, сидя за детским столиком в игровой комнате в детском крыле Прибрежной больницы и играя в настольную игру с четырехлетним пациентом, чья уставшая мать пошла в кафетерий выпить кофе, Изабел могла думать только о том, что однажды у нее появится свой ребенок. Биологический, усыновленный или ребенок мужа. У нее будет собственный ребенок, которому она отдаст всю свою любовь, станет матерью. Хорошей матерью, Изабел не сомневалась. И не потому что старшая медсестра не раз и не два сказала ей об этом за последние недели. Или потому что это сказал Гриффин, когда они наконец пошли на прогулку – с тех пор они гуляли уже несколько раз – в тот вечер, когда она наладила отношения с Алексой.

Она знала это, потому что любила. Потому что бодрствовала у постели тетки в больнице в ту ночь, когда Лолли привезли туда с угрожающей жизни инфекцией, поразившей ее ослабленный организм. Потому что поддерживала перепуганную до безумия Кэт, сердцем болея за свою дорогую, милую двоюродную сестру. Потому что успокаивала свою родную сестру. Обнимала Перл.

Она любила этих людей. Любила.

«Вот что нужно, помимо прочего, чтобы быть матерью, – поняла Изабел. – Нужно любить. Остальное – приятные приложения к любви».

Уходя после смены, Изабел остановилась перед окошечком отделения для новорожденных, чтобы полюбоваться на крохотные личики, выглядывающие из-под белых чепчиков и полосатых одеялец. Всего два месяца назад она стояла здесь в слезах, не зная, кто она есть.