Ребенок - Евгения Кайдалова

Инка быстро со всеми перезнакомилась и уже через полчаса держалась в компании совершенно по-свойски. Это качество мне в ней всегда нравилось – умение легко сходиться с людьми. Она совершенно не тушевалась и так откровенно веселилась, что смотреть на нее было одно удовольствие. Ну где еще увидишь человека, из которого радость просто бьет ключом? Ей с каждым находилось о чем поговорить: одному она рассказывала про свой родной Пятигорск, другому – о бывшей работе, она предлагала всей компании устроить чемпионат по ушу или корриду с пасущейся неподалеку козой. Народ реагировал с бурным энтузиазмом, и кто-то уже бежал за красной тряпкой, а кто-то вызывался быть тореадором. А меня настолько раззадоривало то, какой бесшабашно-веселой Инка была в эти минуты, что я уже стал подумывать, не затащить ли ее на необъятный дачный чердак, чтобы нам устроить свою собственную корриду, пока остальные гоняются за козой, но тут всю компанию позвали за стол.

Мы успели выпить первый тост за именинника и уже наливали по новой, как услышали надрывающийся в коридоре телефон. Все были в полной уверенности, что это – очередное поздравление имениннику, но к трубке почему-то попросили меня. Звонила бабушка. Она трясущимся голосом кричала, что не знает, что ей делать, потому что ребенок не берет соску с молоком и весь уже извелся от голода и от плача. Пусть Инна немедленно приезжает. «В качестве дойной козы», – с ожесточением захотелось добавить мне, когда я швырял трубку на рычаг.

Инка аж посерела, когда я сообщил ей, что происходит. Тем не менее она тут же отставила уже наполненную рюмку и поднялась с такой механической быстротой и таким неподвижным выражением на лице, словно в одну секунду успела из человека превратиться в автомат по уходу за ребенком. Она настолько владела собой, что даже вполне правдоподобно улыбалась, прощаясь с ребятами (им было искренне жалко ее отпускать!). Собралась она буквально за минуту – прежде чем я успел понять, что мне следует делать – и буквально выбежала из дома. Вся компания поднялась ее проводить и помахать рукой у калитки, а я дошел вместе с ней до станции. Электричка должна была появиться с минуты на минуту, но Инка все равно очень нервничала, стояла у самого края перрона и вглядывалась в дрожащий над путями горячий воздух так, как если бы от этого поезд мог прийти быстрее. Еще она попросила у меня разрешения взять такси от вокзала домой.

Я ответил «можно», но, разумеется, произнес это без малейшего энтузиазма – уж больно велик был облом от того, что нас с ней опять разлучает ребенок. А Инка вдруг развернулась ко мне с таким негодованием, будто я ее оскорбил:

– Сейчас не время экономить – у меня каждая секунда на счету!

– Я и не экономлю. Я разрешаю тебе взять такси.

Она даже не посмотрела на меня, прежде чем шагнуть в вагон, только чмокнула в щеку с неожиданной холодностью, и за ней закрылись двери.

Я побрел обратно и довеселился до конца праздника – ведь нельзя же было обидеть друга нашим двойным уходом; к тому же от моего возвращения домой ребенку было бы ни жарко ни холодно. Дурацкая ситуация! Около часа я просидел как пришибленный, а потом позвонил Инке, и она спокойным голосом сообщила, что все нормально. Только тогда я позволил себе расслабиться. Но чтобы вытрясти из головы сегодняшний облом, ребенка, бабушку и Инкино холодное прощание на перроне, расслабляться пришлось изо всех сил. В итоге во время танцев я разбил люстру ногами своей партнерши и, отправившись на кухню за веником и совком, вышел из дома и уснул на грядке с клубникой. Утром я услышал плач и понял сквозь сон, что это Инка. Не открывая глаз, я протянул к ней руки, чтобы прижать к себе, почувствовать ее тепло и нежность, убаюкать на своем плече и сказать, чтобы она не плакала, потому что ночной кошмар закончился – ребенка больше нет – и никто не помешает нам быть вместе. Я ухватил ее за край одежды, потянул на себя – и тут меня чуть не убил наповал негодующий визг. Секундой спустя стало ясно, что мои руки с возмущением отдирает от своей кофты мама именинника, только что приехавшая на дачу и увидевшая, что я раздавил половину ее драгоценных ягодок. Пришлось вставать и приходить в себя, хотя мне чертовски не хотелось этого делать. Действительность вернулась во всей своей красе.

По дороге домой я мрачно недоумевал, почему люди на улице так странно меня оглядывают, но когда отшатнулась назад и открывшая мне дверь Инка, я решил посмотреться в зеркало. То, что я увидел, совпадало с моим привычным изображением процентов на двадцать, все остальное было позаимствовано у какого-то забулдыги. Когда я повернулся вполоборота, то узнал, что вся спина у меня в пятнах, как у леопарда, с той разницей, что пятна клубничного цвета.

Я даже не расстроился – ничто не могло затмить кошмар сегодняшнего утра, когда я осознал, что прежней жизни с Инкой уже не будет. Напившись из-под крана ледяной воды и облив ею голову, я свалился на диван. Инка встала в дверях комнаты, обеими руками обняв себя за локти. Эта поза не была такой откровенно угрожающей, как руки, скрещенные на груди, но мне она все равно никогда не нравилась – словно Инка защищается, выставив впереди себя щит. Взгляд как будто разбивался об эти руки, и его уже не было желания поднимать на лицо. Но когда я сделал над собой усилие и взглянул ей в глаза, то мне захотелось попятиться: в них стояла ненависть. Я мог бы сказать это с такой же уверенностью, как если бы в них стояли слезы.

– Хорошо без нас, правда? – спросила Инка. От улыбки, которую она при этом изобразила, искривилось все лицо.

«Хорошо!» – захотелось ответить мне. Ударом – на удар.

Я сдержался и промолчал. В это время в комнату вполз Илья. Он уже шастал на четвереньках по всей квартире, от чего у него на ползунках вечно были черные пятна. Он быстро направился к моему дивану, а я протянул руку к нему навстречу, но Инка перехватила ребенка на полдороге и, унося под мышкой, хлопнула за собой дверью. Мне стало противно.

Часа через полтора я отлежался. Головная боль прошла, раздражение на Инку – тоже, и я решил с ней нормально поговорить, тем более что было обеденное время и мы должны были вместе сесть за стол. Я опасался, что Инка может выкинуть что-то из репертуара оскорбленной жены и лишить меня обеда, но она накрывала на стол и накладывала мне еду с подчеркнутой холодной вежливостью.

– Очень вкусно.

– Рада стараться.

– Может быть, ты объяснишь, в чем дело? Да, я немного припозднился…

– Дело не в этом.

Она упорно глядела в стену, словно рядом не было более достойного собеседника.

– Я думала, ты считаешь, что это наш общий ребенок, а не только мой…

– Совершенно верно.

– Почему же тогда…

У нее дрогнул подбородок, она глубоко вдохнула воздух.

– Почему ты не со мной?

Этот вопрос меня даже рассмешил.

– А с кем я, по-твоему, еще?

– Ты сам по себе, а ребенок – это моя проблема.

Тут я откровенно рассмеялся: ничего себе, ее проблема!

– Если бы это была только твоя проблема, ты, извини меня, жила бы далеко не так, как сейчас.