Престиж - Кристофер Прист

С другой стороны, если этим людям доверять нельзя (а этоболее правдоподобно, учитывая свойства человеческой натуры), то Борден-1 иБорден-2 вынуждены принимать строжайшие меры предосторожности, ни на минуту незабывая о маскировке.

Кроме того, не следует забывать и о реалиях театральнойжизни. Например, что делает Борден-2 (тот, что скрыт от посторонних глаз) междудневным и вечерним представлениями? Неужели он так и прячется в тайнике, покаего брат вместе с другими участниками программы отдыхает в актерской гостиной?Или он все-таки потихоньку выбирается на волю и отсиживается в гримерной доследующего спектакля?

Каким образом они незамеченными входят в театр и выходятпосле представления? Привратники, охраняющие служебный подъезд, известны своейбдительностью. Бывает, они так педантично проверяют личность каждогопосетителя, так сурово допытываются, с какой целью человек явился в театр, чтодаже маститые актеры подчас не могут и помыслить о том, чтобы опоздать к сборутруппы или провести за кулисы любовницу. Правда, в театр можно проникнуть ичерез двери других помещений, среди которых особенно заманчивыми считаютсясклады декораций и главное фойе, но и в этом случае нужно заранее принять все меры,обеспечивающие секретность, и смириться с серьезными неудобствами.

– Вижу, я дал вам пищу для размышлений, – произнесКениг, прерывая цепочку моих мыслей. Он вытянул вперед руку с пустым стаканом,показывая, что не прочь повторить, но, поскольку мне необходимо былососредоточиться, чтобы обдумать услышанное, я бесцеремонно забрал у негостакан.

– На этот раз вы гарантируете надежность вашейинформации? – спросил я.

– Все точно, как в аптеке, сэр. Даю слово.

– В прошлый раз вы подсказали мне кое-какие ходы, чтобыя мог перепроверить ваши сведения. Нельзя ли и сейчас сделать то же самое?

– Нет, на этот раз вам придется верить мне на слово. Ясвоими глазами видел эту парочку и полагаю, больше никаких доказательств нетребуется.

– Вам, может, и не требуется. – Я поднялся скресла, давая понять, что беседа закончена.

Подхватив шляпу и пальто, Кениг направился к распахнутоймною двери.

На прощание я, как бы невзначай, заметил:

– Вы не проявили никакого любопытства по поводу техникиисполнения моего сегодняшнего трюка.

– Я рассматриваю его как магию, сэр.

– И не заподозрили, что у меня есть двойник?

– У вас его нет, я знаю наверняка.

– Стало быть, вы наводили обо мне справки, – сказаля. – А что же Борден? Его не интересует, как я выполняю свой трюк?

Кениг с ухмылкой подмигнул:

– Думаю, и он, и его брат сгорят со стыда, если вам,сэр, станет известно, как они лезут вон из кожи, чтобы выведать хотькакие-нибудь подробности. – Он протянул руку, и мы обменялисьрукопожатием. – Еще раз примите мои поздравления. Не сочтите за дерзость,но мне было весьма отрадно видеть вас в добром здравии.

Не успел я собраться с мыслями, чтобы ему ответить, как онисчез, но, пожалуй, нетрудно догадаться, на что он намекал.

В Лондоне

Мой короткий ангажемент в «Дэли» подходит к концу; появиласьвозможность на время свернуть дела в Лондоне и провести долгожданный месяц сДжулией и детьми в Дербишире. Завтра я должен отправиться на север; Уилсонвыехал раньше, чтобы, как обычно, убрать дубликаты.

Сегодня утром я для сохранности перенес аппаратуру Теслы вмастерскую, выдал персоналу жалованье за пару недель вперед, оплатилпервоочередные счета и довольно долго обсуждал с Анвином контракты на осень изиму. Уже видно, что я буду активно занят с середины октября до марта илиапреля следующего года. По моей оценке, доходы от этих выступлений, даже послевычета накладных расходов, сделают меня богатым человеком, превысив самыесмелые ожидания моей юности. К концу следующего года мне, по всей вероятности,можно будет навсегда оставить сцену.

К слову сказать, эта мысль возвращает меня к последнейреплике Кенига.

Несколько месяцев назад, вплотную занявшись отработкой«Мгновения ока», я придумал оригинальный завершающий штрих. Эта идея быланавеяна давнишними черными мыслями об ужасах возвращения из мертвых. С помощьюрасчетливо выставленного света, а также искусно наложенного грима я добилсятого, чтобы в конце номера, после перемещения в пространстве, выглядетьизможденным, придавленным тяжестью пережитого испытания. Я собирался появитьсяперед публикой в обличье храбреца, который заигрывал со смертью и был опален еедыханием.

Без этого эффекта я теперь не обхожусь. Двигаюсь осторожно,словно щадя больные ноги и руки; при ходьбе сутулюсь; поворачиваюсь с трудом,будто у меня не гнется спина и ноет поясница. С безучастным видом я превозмогаюэти недуги. Затем, поразив публику своей необъяснимой транспортацией, прибегаюк помощи мертвенного света и под занавес выхожу на поклоны с видом жертвы, чьидни сочтены.

Наряду с этим я разрабатываю и долговременную стратегию.Попросту говоря, планирую и готовлю собственную смерть. К этой мысли мне непривыкать: не один год я числился в покойниках, пока Джулия изображала вдову. Атеперь, после стольких транспортаций при помощи дьявольского аппарата Теслы, ясовершенно естественно прихожу к мысли об инсценировке собственной смерти.

В будущем году собираюсь уйти со сцены навсегда. Хочу забытьбесконечные гастроли, утомительные переезды, неуютные театральные гостиницы,постоянные столкновения с дирекцией. Мне надоело хранить тайну моего иллюзионаи бояться очередных происков Бордена.

Но больше всего меня всего волнует, что дети растут, а я неуделяю им внимания. Еще немного – и Эдвард уедет учиться в университете, адевочки, без сомнения, выйдут замуж.

Через год я стану, как привык говорить, материальнонезависимым и, вложив разумные средства в поместье Колдлоу, смогу обеспечитьсебя и семью до конца наших дней. Мир услышит, что Великий Дантон, он же РупертЭнджер, умер от рака, развившегося в результате профессиональной деятельности,и случится это осенью 1903 года.

А тем временем 14-й граф Колдердейл без огласки и помпывозьмет бразды управления поместьем в свои руки.

Это отступление касалось прощальной реплики Кенигаотносительно моего «на удивление доброго» здравия. Проницательная личность, изнает обо мне больше, чем положено.

Кстати, я много размышлял о его теории насчет двух Борденов.Сомневаюсь, что она справедлива.

Дело не в том, что исходная посылка ошибочна, – нет, ееподтверждает опыт Каттера, моего прежнего конструктора; дело в том, что жизнь,подчиненная обману, превращается в безграничное хитросплетение всякихсложностей. Некоторые из них пришли мне на ум во время встречи с Кенигом.