Сладкий привкус яда - Андрей Дышев

– Да тут ничего нет! – в сердцах воскликнул я, отключая запись.

Татьяна выхватила диктофон из моих рук и установила начало записи. Мы прослушали ее опять от начала и до конца.

– Да, не густо, – согласилась Татьяна, возвращая мне диктофон и поднимаясь с койки.

– Родион просил, чтобы я передал это следователю, – продолжал возмущаться я. – А на кой черт она следователю? Во-первых, запись цифровая. Во-вторых, здесь нет никакого криминала. Филя ни словом не обмолвился о том, что собирается убить князя. Речь идет о какой-то услуге. Если следователь поинтересуется, о какой именно услуге, Филя скажет: я хотел, чтобы Ворохтин возглавил строительство детского садика. И все обвинения с него как с гуся вода.

– Кое-что все-таки здесь есть, – отозвалась из темноты Татьяна. По звукам я догадался, что она переодевается. – Мы знаем, что Филя хочет использовать тебя для своих целей.

– Об этом я мог догадаться и без записи… Ты чего молчишь?

– Думаю.

– О ком? О Филе?

– Нет, не о нем, – после паузы ответила Татьяна. Я наконец увидел ее силуэт на фоне окна. – Филя – пешка, мелкий хулиган в сравнении с другим человеком, который намного опаснее.

– Это еще кто такой?

– Даже не пытайся гадать.

– Садовница?

Татьяна вздохнула, подошла ко мне и снова села на край кровати.

– Когда Филя предложит тебе дело, – сказала она, – не забудь поставить меня в известность.

«Сейчас!» – подумал я, но сказал о другом:

– Одолжи мне свой пистолет! На полчасика! Я из кассира признание, как воду из мокрого белья, выжму, – заверил я. – Он мне на этот диктофон всю свою поганую жизнь выложит, когда я «макаров» к его протухшей голове приставлю!

– Ничего я тебе не дам.

– Как то есть ничего? – произнес я, предполагая некоторую двусмысленность ответа, и привстал. – Совсем ничего не дашь?

– Совсем. Иди домой.

Не знаю почему я возвращался по бездорожью – опять через лес, через колючие кусты, пни и овраги. Настроения не было никакого. Я чувствовал себя измученным, опустошенным, как старая бочка из-под соленых огурцов, которая давно рассохлась и на дне которой поселились скучные жабы.

Все тайны и загадки были раскрыты, все вопросы сняты. Оставалось дождаться первого числа, встретить Столешко, пригласить следователя, наряд милиции, собрать в пустом банкетном зале всех служащих, эту отупевшую от жадности кодлу, и устроить им немую сцену. А потом громко посмеяться над ними, выставить их вон и набрать новых сотрудников. Только будут ли новые честнее и чище?

Правда, оставался еще скользкий Филя, которого следовало как можно быстрее посадить за решетку, но он уже не казался мне столь недосягаемым, как раньше. Его будущие ходы я уже легко мог просчитать. Он попался на приманку, поверил, что Родион – вовсе не сын князя, а такой же мошенник, как и он сам. Теперь при помощи шантажа и угроз он попытается его «доить». Но, прежде чем «доить», он должен организовать скоропостижную смерть князя да расставить силки, чтобы мошенник с наследством не убежал слишком далеко. Последняя задача Фили – прикончить мошенника и присвоить деньги себе.

Теперь, когда я просчитал все предстоящие ходы Фили, мне казалось, что поймать кассира на преступлении – пара пустяков. Для начала я должен встретиться с ним утром и дать свое согласие работать на него. А дальше – дело техники. Мухину не придется долго корпеть над текстом обвинения – это я мог гарантировать следователю уже сейчас. А Танюха пусть продолжает защищать свою профессиональную честь и придумывать всякие страшилки про какого-то страшного и очень опасного преступника.

Я дошел до пруда и уже хотел было свернуть к мосту, как, к своему удивлению, увидел на противоположном берегу Родиона. Он сидел на корточках у самой воды и мыл руки. Он был без пальто, в своем голубом спортивном костюме. Понимая, что человек устал и ему хочется побыть одному, я все же тихо свистнул, привлекая его внимание к себе.

Что произошло потом, я объяснить не мог. Родион вскочил столь резво, словно вместо меня увидел саблезубого тигра, и, круто развернувшись, кинулся в кусты. Разинув рот, я стоял еще минуту, слушая, как где-то в глубине парка затихает треск веток.

«За кого он меня принял?» – думал я, переходя по мосту пруд. Хоть во мне поселились не вполне приятные предчувствия, я не поленился и прошел к тому месту, где Родион полоскал руки. Постоял, посмотрел на противоположный берег. Луна хоть и была завешена дымкой, света хватало даже для того, чтобы рассмотреть тонколапые коряги и куски грязного льда, которые дворники вытащили на берег, вычищая пруд. Опознать знакомого человека можно было запросто.

Еще около часа я блуждал по парку, надеясь встретить Родиона. Из хозяйского дома все еще доносилась музыка, и пятна света, падающего из окон, корчились и двигались в такт ей.

Я вернулся в свой дом, запер замок на два оборота и стал подниматься по лестнице. Тут мой взгляд упал на порожек перед дверью Родиона. На нем лежала глиняная лепешка с прилепившимся к ней прошлогодним листом. Я готов был поклясться, что перед выходом на банкет этого следа здесь не было.

Я спустился к двери Родиона и осторожно надавил на ручку. Дверь была заперта. «Ничего удивительного, – подумал я. – Родион собирался ночевать у отца».

Какая-то смутная тревога заполнила мою душу. Я присел у двери, сдвинул в сторону замковый лепесток, заглянул в скважину и тотчас отпрянул от двери. Изнутри торчал ключ.

Я постучал и негромко позвал:

– Родион! Это я, Стас! Ты там живой?

Мне показалось, что за дверью скрипнули половицы. Я постучал еще раз и, весьма озадаченный странным поведением Родиона, поднялся к себе.

Часа два я ворочался на диване, прислушивался к тишине. Мысли вихрем носились в моем сознании, не позволяя ни сосредоточиться, ни забыться во сне.

Я хорошо потренировался утром перед зеркалом и, как только Филя сел ко мне в машину, незаметным и точным движением включил режим записи в диктофоне, который лежал в кармане рубашки.

Кассир пожал мне руку, с легкой усмешкой глядя в глаза, и спросил:

– Ну что? Поговорил с Родионом?

– Поговорил, – ответил я. – Давай сразу по существу: что я должен сделать?

– Ш-ш-ш-ш! – зашипел Филя и постучал себя пальцем по губам. – Не так быстро. Поехали прямо.

Я взялся за рычаг передач. Объем памяти в диктофоне позволял вести запись только в течение тридцати минут, и, если разговор наш пойдет такими темпами, я рисковал получить получасовую запись моторного гула.

– Долго вчера гуляли? – спросил я, чтобы не молчать.

– Не очень, – неопределенно ответил Филя и качнул носом вправо: – Сюда рули!