Однажды в Хорс-тауне - Олег Бондарев

Он встал с дивана и подошел к окну. Отбросил грязное одеяло в сторону и высунулся наружу. Там, разумеется, ни души.

Сыщик закурил и посмотрел вверх, на небо. То тут, то там торчали одинокие крохотные звездочки; от луны остался лишь тонкий огрызок, похожий на улыбку приевшегося Нила Джефферсона, который в черт знает какой раз приперся на шоу и опять скалил зубы в объектив камеры.

Винс крепко затянулся. В восемь пятнадцать она будет ждать его у задней двери в «Жасмин». И, по всему выходит, это их последняя встреча.

Что можно сказать девушке, которую ты любишь, перед тем, как… нажать на курок?

Извиниться? Или просто сказать банальное «Прощай» и выстрелить? Или ничего не говорить? И так, и так — все выходит глупо.

Нет, наверное, он ничего ей не скажет. Слишком тяжело. Слишком важными должны быть слова, чтобы говорить их в такой момент, а ему, как всегда, придет в голову бессмысленный бред.

Поэтому — молча. Три серебряных патрона… Один — в сердце. Два — в голову.

Винс закрыл глаза. По щеке скатилась маленькая капелька…

В сердце.

* * *

Он стоял возле задней двери «Жасмина».

Дико болела голова. Винс помассировал виски, шумно выдохнул. Посмотрел на часы. Было пятнадцать минут девятого.

Спустя три минуты дверь распахнулась, и на пороге появилась она. Винс невольно вздрогнул: ему на миг показалось, что стилфи вышла к нему в своем зверином обличии.

Однако это было всего лишь секундное наваждение. Аманда в тот момент не была уродливым монстром, о нет! Многие женщины продали бы душу Люциферу за десятую долю ее красоты. На девушке было шикарное черное платье с глубоким вырезом, изумительно короткое.

«Надеюсь, Доктор прав, и она не сожрет меня раньше, чем…»

«Чем я нажму на курок».

«Смогу ли я?»

«Смогу… Должен».

«Кому?»

«Себе».

«Да какая мне разница, кто она днем? Нам хватает и ночи… Хватало… Хватит. Почему все должно закончиться именно так?».

«Потому что я, как бы глубоко не заталкивал эту суку-совесть, не смогу быть с ней… Скольких младенцев она прикончила за последние триста, четыреста лет? Ответ знает только она… Боже… Дети, которые ничего не понимают, которые даже не умеют говорить и уж точно не сделали ничего дурного… И их кровь — на ее руках…»

«Да мне какое дело до этих младенцев?!»

«Но я ведь тоже когда-то был ребенком».

«Убью ее!» — пронзительно взвизгнула совесть.

«Не могу…»

«Убей!»

«Я…»

«Убей!»

Аманда увидела его. Ууыбнулась, поманила к себе. Детектив на ватных ногах заковылял к девушке.

Три серебряных патрона… Один — в сердце. Два — в голову. Новал нащупал в кармане револьвер и сомкнул пальцы на рукоятке.

— Привет, мой храбрый сыщик, — она прильнула к нему и закрыла глаза, ожидая поцелуя.

Новал отвернулся. Три серебряных патрона… После ее уродца их осталось три…

— Что-то случилось? — Аманда отпрянула, пытаясь поймать его взгляд.

Сыщик старательно прятал глаза. Три серебряных патрона…

— Что с тобой, Винс?

Ее голос казался взволнованным. Она действительно переживала и хотела знать, что стряслось. Хотела помочь…

Один — в сердце…

Может, она просто не может контролировать свою ипостась?

Ему вспомнились слова Доктора: «Стилфи всегда были хитры, умны, смекалисты. Страшно представить, до чего их довел прогресс за последние триста лет».

Два — в голову…

— Почему ты молчишь? — огромные зеленые глаза совсем рядом.

— Гори все огнем, — пробормотал сыщик и нажал на курок.

Раз. В сердце. Затем, вытащив «Питон» из кармана, он выстрелил в голову. Два. И три — последняя пуля. Прямо между глаз.

— Винс?.. — пролепетала стилфи.

Их взгляды встретились на один короткий миг, но сыщик предпочел бы, чтобы этого мига не было. Аманда поняла, что он знал. А потом ее глаза на мгновение стали глазами истинной стилфи, и сыщик вздрогнул и отшатнулся назад, будто опасаясь, что этот демон вырвется на свободу.

Все было кончено. Ноги ее подкосились, и она рухнула на грязный асфальт, на мятые сигаретные пачки и тлеющие окурки, рухнула, пачкая черное платье с глубоким вырезом, изумительно короткое…

Гром. Нити дождя сначала осторожно, редко, но с каждой секундой все сильней и сильней бьют по земле.

Никто не выбежал из домов, никто не высунулся из окон, чтобы удовлетворить свое любопытство. Не взвыли сирены полицейских машин, дежурящих неподалеку. Здесь, наверное, часто стреляют.

Винс стоял и смотрел на нее. Какая-то крохотная часть его надеялась, что Аманда встанет на ноги, обовьет тонкими ручками его шею и не даст сказать и слова долгим поцелуем…

Он стоял до тех пор, покуда тело не превратилось в горстку пепла, которую тут же размыл струями дождь. Потоки грязной воды доползли до канализационной решетки и устремились вниз.

Винс по старой привычке поправил воротник, надвинул шляпу на брови и, сунув руки в карманы плаща, пошел прочь. Всего лишь одинокий прохожий. Вряд ли его можно в чем-то подозревать. Он просто промок и спешит домой, в тепло. Там его наверняка ждет любящая жена, детишки, сытный ужин и кресло у камина…

Ливень все усиливался. Две капли в уголках глаз никак не хотели стекать по щекам.

* * *

— Вы не могли поступить иначе.

— Да? И что же мне мешало? — спросил сыщик, не оборачиваясь.

Он возился с дверным замком — ключ упрямо отказывался идти в привычное гнездышко.

— Вы видели ее младенца… Видели, что он сделал с Генри…

— Прошу вас, заткнитесь! — прошипел детектив. — Или я, клянусь Богом, вынесу вам мозги!

Проклятый замок не поддавался.

— Дерьмо! — сыщик в сердцах двинул кулаком в стену.

— Помочь? — вызвался Доктор.

— Валяйте, — Винс бросил ему ключи.

Брелок замер в воздухе.

— В чем дело? — нахмурился детектив.

Харвис вскинул брови. Раздался щелчок замка, и дверь открылась. Новал презрительно фыркнул и, спрятав ключи в карман, вошел внутрь. Доктор прошествовал следом и закрыл дверь изнутри.

Винс, не обращая на него никакого внимания, поплелся на кухню. Там он достал пакет с пивом из холодильника и, сунув его под мышку, вернулся в комнату.

Харвис играл с торшером. При этом он не притрагивался к выключателю — просто смотрел на лампу.