Вечная полночь - Джерри Стал

Классический момент истины. И тут в знак одобрения (при этом воспоминании у меня по сей день теплеет на сердце) на лице доселе невозмутимого Филипа появилась самая широкая ухмылка, из всех мной виденных. Не говоря ни слова, он поднял руку и дружески шлепнул ей о мою, потом взял посудину, дико взвыв высоким голосом, и сунул ее в морозилку. Потом сделал мне знак головой покараулить дверь. По-моему, даже грабить банк — менее увлекательное занятие. Пока я стоял на стреме, Филип извлек свой прибор, снова дико и визгливо хохотнул и направил дымящуюся струю прямо в центр яичной массы. Мне кажется, я услышал, как он произнес: «Viva la Raza»[54].

Но я могу ошибаться. В голову хлынул поток крови и адреналина.

Кажется, мы с Филипом с тех пор так и двумя фразами не обменялись. Только иногда кивали друг другу. Мы участвовали в каком-то сильно засекреченном Сопротивлении, партизаны своего собственного фронта войны жидкостей. Но после того случая я фактически прекратил свои мятежные выходки. Ушло само собой по ходу развития событий. К тому же большинство клиентов были завсегдатаями. Каждое проклятое утро они приходили к нам, самодовольные, стеклянноглазые. И я практически удовлетворился тем, что отомстил им всем — и никто не сдох.

Вдобавок с момента моего первого оплевывания Начальница Ва заметила перемены в моей «любви к посетителям». Она объявила, что наконец-то я проникся духом «Макдональдса». Стал вести себя с клиентами, словно они очень дорогие гости. Теперь я по-настоящему влился в команду «Макдональдса».

В Долине Прогресса я прекрасно ладил с остальными обитателями. Играть в софтбол или заниматься водным спортом я был физически не способен, но всегда мог отвоевать себе уважение наездами на администрацию. Я снова попал в среднюю школу. Интеллектуал-везунчик, ответственный за мой личностный рост, вышеупомянутый Задорный Мартин основную часть времени на наших еженедельных сеансах консультаций объяснял мне, что он и сам бы вполне стал писателем, только он посвятил жизнь серьезному делу. Кто, по большому счету, населяет Голливуд? Пустые эгоисты, вот кто! Циркачи!

Эти тет-а-теты мне почти нравились, при условии, что они доказывали мою неутраченную способность привносить смуту. Я так долго был выебан и высушен, бесполезен, утратил все представления о себе самом. И мне было полезно понаблюдать, что одно присутствие моей отмытой и трезвой персоны способно довести кого-то до подобных пароксизмов раздражения. Обычно сеанс с Мартином начинался у нас, например, с такого вопроса: «И что вы действительно считаете, что если ваше имя мелькнуло в журнале или на ТВ, то вы стали кем-то таким прямо особенным?»

— Ну, не совсем, Мартин. В основном я писал всякое говно.

— Вы следуете моде на цинизм? Моде на отрицание всего? Не удивительно, что остальным ребятам вы кажетесь героем.

— Я бы так не сказал, Мартин.

— Видимо, вам доставляет удовольствие их развлекать. Вы серьезно считаете, что готовы стать образцом для подражания?

Тут он начинал бурлить по-настоящему. Розовое мясо его щек покрывалось красными пятнами. Полумесяцы пота выступали через синий блейзер в стиле Боба Биверса, который он заставлял себя носить, невзирая на нечеловечески жаркий пустынный климат.

Ситуацию осложняло, хотя и делало одновременно гораздо прикольней то, что я стал по утрам уходить на ранние собрания алкоголиков и наркоманов в нескольких кварталах от нашей «дороги к дому» в организацию «Центральный город». Это заметно изменило меня. Что-то в физическом расположении Долины Прогресса весьма и весьма меня напрягало, и воспользовался правилом, гласившим, что покидать кампус разрешается только для посещения групп поддержки. Группа состояла из голубых воротничков. До ужаса земных. Почему-то напоминавших мне о людях, с кем я рос в Питтсбурге. Они старались только заработать на хлеб и заботиться о своей семье. Оттого, что они много пили или убивались по наркотикам, они были мне еще более симпатичны.

Однажды утром я рассказал, что мой консультант из ДП Мартин предполагает, что я «эротоман», из-за того, что я рассказал ему о кой-каких своих прошлых приключениях. После собрания, когда я тащил свое бренное тело обратно в кампус, ко мне подкатил разбомбленный «триумф» с откидным верхом. За рулем сидела одна дама из нашей группы, красивая, атлетического сложения блондиночка по имени Китти. «Эй, ты, эротоман, — громко позвала она, — пиздуй сюда».

Должен признаться, я адресовал свое утреннее выступление, прежде всего, женскому контингенту. В надежде вызвать к себе интерес под видом душевного эксгибиционизма. Китти, на мой пресыщенный вкус, представляла собой идеальный образец Спортивной Американки. Подвижная блондинка, склонная ходить в коротких шортах, облегающих майках и высоких кедах. Ее пристрастие к совершенно неумеренному буханию скотча вкупе с кокаиновыми ширками идеально довершало картину. Чего еще нужно мужику?

Я слышал, как она рассказывала свою историю про то, как она работала механиком по импортным спортивным машинам, у нее был высокий и тощий бойфренд и босс, постоянно оскорблявший ее словесно.

С того дня основным пунктом моего существования было попасть в этот самый «триумф», заскочить в забегаловку и потрепаться за пончиками и кофе, потом сбегать в ДП и переодеться в макдональдсовскую униформу. Несколько недель я выслушивал ее бесконечные истории о кризисах и разочарованиях. Узнал, что она любит животных и фильмы ужасов, что ее готовили к будущему олимпийского теннисного чуда, что она бросила это дело и плотно занялась боулингом, потом нашла ему замену в виде синьки и наркоты и покатилась по наклонной, ее выгнали из колледжа, она стала проституткой у байкеров, чем-то средним между кокаиновой блядью и сожительницей, фанатичной растлительницей малолетних, и в конце завязала. Моего склада девчонка!

От каждой новой подробности я влюблялся все сильнее. Уязвимая, с аурой испорченной королевы бала выпускников, шалава из католической школы, которую швыряет от греха к спасению и обратно. Все это трогало меня так, что кружилась голова, и я выходил из машины, входил в здание, слегка пошатываясь. Я знал, что она живет со своим приятелем. Я даже его видел на одном из субботних собраний. Высокий, поразительно красивый парень с до странности шокирующими голубыми глазами, которые ассоциируются со скандинавскими прорицателями, тихими шизофрениками или же Полом Ньюманом.

Каждое утро, по мере того, как наши беседы становились все интимнее, жажда опустить левую руку на ее сильно загорелое бедро вырастало до невыносимости.

Давно я никого не хотел в такой степени. Совершенно ненужная страсть. Нет ничего слаще. И мы оба это знали. Хотя молчали. Подозреваю, она предоставляла мне делать первый шаг, но это даже лучше. (Не совершать преждевременных выпадов — максимально возможный класс для типа вроде меня.) Я явно мог это сделать, но старался вести себя по-иному; не разыгрывать в очередной раз старых схем: такова искренняя цель всех групп поддержки.

И каждый день мы только вели интимные беседы, смотрели друг на друга и улыбались по ходу наших излияний. Со своей стороны, я был счастлив просто сидеть рядом с подобным созданием. Уходить после собрания, заходить в магазин пончиков следом за ней. Среди прочих плюсов чистяка, сопротивления ежедневному, ежеминутному желанию ухайдокаться снова, было мое полное избавление от паранойи.