Воспоминания еврея-красноармейца - Леонид Котляр

Как и в концентрационных лагерях, в сопротивлении нередко и эффективно участвовали врачи. Так, уже упоминавшийся Г. Губерман-Колокольцев (он же Н. Колокольцев), работавший в Германии врачом-рентгенологом в шталаге для туберкулезных, участвовал в его лагерном подполье. Для того чтобы спасти жизнь тем или иным пленным, которым грозила смерть, их сначала записывали туберкулезными больными, а потом списывали, как умерших, присваивая им имена людей, действительно умерших от туберкулеза.[312]Имени шталага Губерман вспомнить не мог, но скорее всего, это — Цайтхайн. Если это так, то в эту же группу, по-видимому, входил и Д.И. Додин, работавший там в лазаретной команде старшим фельдшером.[313]

Советские евреи-военнопленные оказались среди руководителей и участников восстаний и в двух из шести нацистских лагерей уничтожения — в Собиборе (14 октября 1943 года) и в Аушвице-Биркенау (7 октября 1944 года). В первом случае план выступления разработал (вместе с варшавским рабочим Лейтманом) и успешно осуществил лейтенант Александр Печерский, ростовчанин, прибывший в Собибор из Минского трудового лагеря СС. Во втором — аналогичную роль в выработке плана осуществлял, по некоторым сведениям, красноармеец-майор, в плен попавший под Сталинградом: он был одним из 19 советских военнопленных из «зондеркоммандо» лагеря смерти Майданек, переведенных в Биркенау в апреле 1944 года — его имя не установлено.[314]

Среди союзников Третьего рейха по коалиции стран, объявивших войну СССР, совершенно особое место занимают Румыния и Финляндия. Только эти два государства имели на территории СССР «свои» оккупационные зоны, и только они вывозили на свою территорию и использовали принудительный труд советских военнопленных и гражданских лиц.

Финляндия, оккупировав Восточную Карелию, действовала на оккупированной территории как в военном, так и в военно-гражданском отношениях, самостоятельно и независимо от своих немецких союзников. В то же время союзнические отношения Румынии с Германией во время Второй мировой войны носили совершенно другой характер и определялись тесной скоординированностью, а точнее — соподчиненностью. Румыния выступала как типичный младший союзник, или сателлит, согласовывавший с Берлином практически каждый свой шаг как в румынской оккупационной зоне (Транснистрия), так и в самой Румынии. В полной мере это относилось и к содержанию и трудовому использованию советских военнопленных, а также к принудительному труду мирных советских граждан на территории Румынии.

Во всех оперативных вопросах военного партнерства с Румынией немецкое доминирование было совершенно очевидным. За исключением битвы за Одессу, продолжавшейся до середины октября, когда румынские войска вели самостоятельную наступательную операцию, они были полностью сынтегрированы в немецкие вооруженные силы (например, в Крыму или на Сталинградском направлении).

Планом «Барбаросса» предусматривалось следующее распределение зон ответственности за взятых в плен красноармейцев: за территорию Рейха и Генерал-губернаторство отвечала ОКВ, а за оперативную зону в СССР и Румынию — ОКХ, представленная в Румынии Германской миссией сухопутных войск (Deutsche Heeresmission Rumänien). Заметьте, не союзная румынская армия, а связующий ее с вермахтом немецкий орган.[315]

Так оно было и на самом деле. Вопросы о судьбе красноармейцев, взятых в плен на востоке общими усилиями вермахта и румынской армии или усилиями одной только румынской армии, решались не в Бухаресте, а в Берлине.

Территории, оккупированные немецкими и румынскими войсками, составили впоследствии три губернаторства, из которых два (аннексированные в 1940 году СССР) были присоединены к Румынии — Бессарабия и Северная Буковина, а третье — Транснистрия со столицей в Одессе[316]— было передано под румынский протекторат по Тираспольскому договору от 30 августа 1941 года (это было своеобразной компенсацией Румынии за большую часть Трансильвании, которую ей пришлось уступить в 1940 году Венгрии).

В вопросах гражданского управления подконтрольными оккупированными территориями, особенно в вопросах религии, образования и культуры, румынская политика была более самостоятельной, чем в военной сфере (так, единственный открытый университет на всей оккупированной Украине находился в Одессе).

Заслуживает упоминания и «самостоятельность» Румынии, как это ни удивительно, в вопросах геноцида евреев. Быть может, еще более жестокая и беспощадная по отношению к евреям на первом этапе войны (примерно до Московского контрнаступления Красной Армии), позднее политика Румынии стала несравнимо мягче. С начала 1942 года уничтожение евреев в румынской оккупационной зоне фактически прекратилось. Можно уверенно сказать, что шансы евреев на выживание в зоне румынского гражданского управления были гораздо выше, чем в оперативной зоне вермахта или в Рейхскомиссариате Украина: здесь уцелело и дождалось освобождения заметное большинство всех евреев на территории послевоенного СССР, избежавших ликвидации.[317]

Согласно энциклопедическому словарю «Румынская армия во Второй мировой войне (1941–1945)», выпущенному в Бухаресте в 1999 году,[318]за период между 22 июня 1941 и 22 августа 1944 года, т. е. за время боевых действий между советской и румынской армиями, румыны взяли в плен 91 060 советских военнослужащих.[319]

Военнопленные поступали из зоны действия румынской армии, в частности, 21 тыс. чел. прибыла из Транснистрии и 9 тыс. — из Крыма. Около 2 тыс. военнопленных было на судне, потопленном советской подлодкой в районе Бургаса, и лишь 170 из них спаслись.

Из 91 060 советских военнопленных 13 682 чел. было отпущено из плена (румыны, — а скорее всего, румыны и молдаване — из Северной Буковины и Бесарабии; немцы-фольксдойче передавались немецкой стороне и скорее всего, не регистрировались), 82 057 доставлено в Румынию, 3331 бежало и 5223 (или 5,7 %) умерло в лагерях. Это несоизмеримо малая величина по сравнению со смертностью советских военнопленных в финском и, особенно, в немецком плену.