Эдгар По в России - Евгений Васильевич Шалашов

дети, мои любовницы. Книги спасли меня от сотворения кумира — кумира собственного уродства! Да-да! Мой горб, мой рост казался мне чем-то исключительным — боже ты мой, я упивался своим уродством! Мне нравилось презрение, жалость, смешанная с брезгливостью со стороны светского общества и ненависть со стороны черни. Мало кому из людей удавалось принимать меня таким, каким я есть, уважая не только мои седины, мои знания, но и мой горб. Если бы мне сказали — выкинуть десять лет жизни или лишиться немощности, я без малейшего колебания выбрал первое. Я знавал женщину — довольно богатую и, как это иногда бывает, легких нравов, коей врачи определили чахотку. Дама сразу же вступила на путь добродетели (но без ханжества!), уделяла внимание не утешению плоти, но духа, сделала множество благотворительных вкладов. Окружающие жалели ее, восхищались силой ее духа, ставили в пример как образец добродетели и страстотерпицы. А год спустя оказалось, что она выздоровела. Можно приписать это чудесам Господа, помогшей заблудшей овце или ошибке лекаря, поставившего неверный диагноз. Казалось бы, нужно возблагодарить Всевышнего и продолжать радоваться жизни, но, оказавшись здоровой, дама стала чахнуть, впала в уныние, а потом умерла. Думается, она сотворила себе кумира из собственной болезни. Лишившись болезни, она лишилась и смысла жизни. Когда у человека нет за душой ничего стоящего, он может возвести в культ даже собственную немощь и страх.

Чрезмерная болтовня до добра не доводит. Рано или поздно за длинный язык начинает отвечать другая часть тела — хорошо, если задница, а если голова? Это я к чему? А к тому, что, рассказывая о своем знакомстве с господином Эдгаром По, побывавшем в России, мне пришлось бы рассказывать о себе не только то, что известно всем, но и то, о чем хотелось бы умолчать. Посему я предпочитал долгие годы хранить молчание. Теперь, когда на белом свете нет ни мистера По, ни Александра Сергеевича, прими, Господи, их души, я смогу рассказать о некоторых подробностях своей жизни.

Любовь к книгам сближает разночинца и аристократа, якобинца и роялиста. В мою лавку входили разные люди — кто-то снимал при входе грязные калоши, складывал зонт, а кто-то выскакивал из шикарной кареты. Но были ценители и знатоки, из-за которых мне приходилось закрываться чуть раньше. Кто-то из них стеснялся показать свое пристрастие к книгам, кто-то не желал смешиваться с толпой, а кто-то просто не имел возможности посетить мою лавку в обычное время. Александр Сергеевич обозначил бы подобных посетителей как "генерал N.", "князь NN.", но я, упуская иных, назову лишь одно имя — Александр Христофорович Бенкендорф. Да-да, тот самый, который "душитель", "гонитель" и "главный жандарм России". Стоит ли говорить, что если бы не Александр Христофорович, то по делу четырнадцатого декабря, в петлю пошло бы не пять молодых людей, а двадцать пять, а то и сто двадцать пять и что надзора над Пушкиным он не вел, а был только звеном между государем и Александром Сергеевичем?

Господин Бенкендорф, чья персона стояла чуть ниже особы государя, всегда выступал за строгое повиновение законов. Вы мне говорите, что Бенкендорф заявил как-то, что "законы пишутся для подчиненных, а не для начальства!" Вздор. Если бы такое государь-император сказал — я бы поверил, а Бенкендорф, пусть он и в самые высокие чины вошел, все равно лицо подчиненное. Да и откуда мы про это высказывание знаем?

Лишь со слов Антон Антоныча Дельвига, царствие ему небесное, а говорил ли о том его высокопревосходительство — кто его знает? Другое дело, что истинным Законом для Бенкендорфа был государь, стоящий выше всяких законов.

С господином Бенкендорфом мы знакомы с тех пор, когда он носил не синий мундир с густыми эполетами, а коротенькие штанишки с чулками, как все пансионеры аббата Николя. Месье аббат также был у меня частым гостем — и, несмотря на свою строгость, учеников ко мне отпускал. Были у меня и другие пансионеры, как сейчас помню — прибегал и Сереженька Волконский и Мишенька Орлов, и Васенька Давыдов. Любили они в моей лавке бывать — книжки с картинками посмотреть, леденец от старика получить. Да, по-разному их судьбы сложились, по-разному…

Сашенька Бенкендорф — это потом я его Александром Христофоровичем стал звать, с младых ногтей увлекался фортификационным искусством и артиллерией, а я ему книги присматривал. Поначалу, пока он только карманные деньги мог тратить — издания попроще да поновее приобретал, прямо в тетрадках. Он сам их потом и сшивать учился, и переплеты мастерил. Ну, потом Вобана и Палмквиста я ему заказывал, других теоретиков. И повзрослев, генерал свои пристрастия не оставил. Вы спросите, почему бы такому человеку, как Бенкендорф, просто не попросить, а то и не приказать, чтобы ему доставляли новинки? Что сложного — в каталоге порылся, ногтем чиркнул. Не спросите? Вот и правильно. Чувствуется, что вы понимаете толк в книгоискательстве. Нужную книгу следует отыскивать самому, никому не передоверяя, а иначе это как на куриц охотиться — битой птицы много, а удовольствия никакого. Помнится, генерал был на седьмом небе, когда удалось ему отыскать рукописный трактат Макиавелли по пущечному делу. Не шибко известный трактат, потому как считал итальянец, что орудия хороши, чтобы пугать лошадей. В политике мэтр был сильнее. А трактат этот, как сейчас помню, мне в две сотни рублей обошелся, а Александру Христофоровичу я за три уступил (сотни, разумеется!).

Если вы решите, что я трудился на Третье отделение Собственной его величества канцелярии — ваше право. Не стану с этим ни соглашаться, ни опровергать. Мне теперь все равно, а вам… а вам, собственно говоря, какое до этого дела? Если вы неглупый человек, так сами поймете, в чем тут причина. Ни для кого ж не секрет, что к книгам и их авторам в Российской империи совершенно особый интерес! Чей интерес, вы и сами догадываетесь. Книги мысли разные в головы закладывают. Книжная лавка — посредник между читателем и писателем, так к ней интерес еще более особый. От нас зависит, какие книги будет читать подданный. Так-то вот…

Скажу лишь, что мне небезразличны дела, которыми занималось Третье отделение. Могу напомнить, что к Оным относились сведения о существующих в России сект и расколах, известия об открытиях по фальшивым ассигнациям и печатям, высылка и размещение людей подозрительных и вредных. Скажете, не следует этого делать? Эх, государи мои, еще как следует! Много в нашей России-матушке пакости разной, ее вычищать следует. Никто меня никуда не вербовал, ничего не требовал. Но я