Эдгар По в России - Евгений Васильевич Шалашов

возьмет деньги, чтобы оплатить билеты. Это неважно. Главное, что возвращаться необходимо. Оставаться в России нельзя. В голове роилось множество тем, а заветная тетрадочка — подарок приемной матери, распухла от карандаша и уже не вмещает новых записей. Пора приводить в порядок эскизы стихов, наброски рассказов. Но сделать это он сможет только в Бостоне, Ричмонде. Вот только, как же быть теперь с тем домом, где спрятана жуткая коллекция доктора? Рассказать обо всем властям? Посоветоваться с мистером Шином? Или оставить все как есть и уехать? (Образ и даже имя женщины, которую он встретил и потерял, юноша старался гнать прочь из головы, пытаясь думать о чем-то другом. Не получалось…)

Славный старикан пытался развлекать Эдгарда разговорами о всяческой ерунде.

— Вон газеты свежие лежат. А все время забываю, что вы по-русски не разбираете. Не хотите я сам вам заметочку прочту? Презабавнейшая заметка. Ну, просто перескажу. В прошлом годе в столичных газетах объявление появилось — мол, некая Настасья Чилягу вырастила волосы аж в два аршина и вершок длины благодаря четырнадцатимесячному потребления помады. Помаду сию она сотворила сама, по старинному рецепту. Зелье надобно втирать в голову, да в прочие места, где волос нету — у мужчин, коли борода не растет, можно подбородок тереть и щеки. Помогает помада и от преждевременной седины. Под объявлением рисунок — девка с длинными волосами ниже спины на скале сидит — не то сама Настасья, не то Лореляй. И адресок дан — оную помаду заказать можно в аптеке Гейльперна, на Шпалерной. Ему Чиляга сама эту помаду и поставляет. А стоила чудодейственная помада ого-го! — ароматизированная — три рубля, простая — рубль. И баночки на курс лечения не хватало, приходилось вторую брать! Но все равно от заказчиков отбоя не было. Про женщин умолчу, табунами шли, потом и мужчины ринулись. И заказы со всей России. Аптекарь трех помощников нанял!

Месяцев через пять появились первые недовольные — мол, втирать втираем, а волосы не растут, седина не уходит. На это господин аптекарь вежливо, но строго указывал, что долгожданная шевелюра появится только через четырнадцать месяцев. Ждите, господа. А пока не приобретете ли еще баночку-другую чудодейственного эликсира? А ведь неглупо придумано — сами посудите, кто из нас способен регулярно, изо дня в день, в течение четырнадцати месяцев втирать помаду? Но жил в губернском городе Вологде настырный гимназист выпускного класса господин Соколов. Собирался сей отрок поступать на естественный факультет Санкт-Петербургского императорского университета, и как будущего ученого его очень заинтересовал чудодейственный бальзам. Накопил он на баночку снадобья да и решился на эксперимент. Прочел гимназист в ученом журнале, что год собачьей жизни соответствует шести человеческим. Проделав нехитрые вычисления с соотношением возраста любимого престарелого Бобика, решил, что полтора месяца вполне достаточно, чтобы вернуть благородным сединам псины первоначальный рыжий окрас.

Заветный срок прошел, а Бобик оставался седым. И тогда гимназист решился на отчаянный шаг — пошел к своему отцу и рассказал обо всем. Отец первоначально всыпал сыночку за расточительность, а потом отправился в полицейское управление, где поделился результатами опытов. А так как папаша был в высоких чинах, то жалобе дали ход. А в департаменте полиции уже не одна подобная жалоба была, но до сих пор ученых экспериментов никто не ставил. Аптекарь клялся-божился, что ни сном ни духом, а подвел его польский шляхтич, от Настасьи Чилягу средства возивший и суливший всю матушку Россию от лысин излечить. Вот, пожалуйста, его приметы: среднего роста, волосы русые, нос прямой, глаза серые, бороды и усов нет. Сделали внушение, запретили впредь людям головы морочить, а гимназист Соколов удостоился благодарности от департамента полиции и награды в 15 рублей серебром.

Из вежливости Эдгар поулыбался, но слушать вздор о чудодейственной помаде, да о собаках ему не хотелось. Тогда старика начал рассказывать о путешествиях. Лучше бы он молчал! Эдгар лишь завистливо вздыхал, слушая удивительный рассказ о Шильонском замке, где лорд Байрон поместил своего узника и о том, как Богдана Фаддеевича допустили в саму темницу, где он видел цепи и имя самого лорда, вырезанное на стене. Бывал старый книжник и в Хельсингёре, но замка Гамлета не обнаружил.

— Да, хотел вас спросить, — поинтересовался как-то Шин. — Вы, юноша, почему по лужам в штиблетах ходите, ежели у вас под кроватью прекрасные сапоги стоят? Перед кем модничаете?

— Сапоги? — не сразу понял Эдгар. Откуда у него сапоги под кроватью? Вспомнил. — Это не мои сапоги, а мистера Пушкина, он их оставил, а забрать забыл, — пояснил юноша, не желая вдаваться в подробности.

К счастью, Шин не стал расспрашивать — с чего бы Пушкину оставлять собственные сапоги в гостинице? О дуэли рассказывать не хотелось, а придумать правдоподобной лжи Эдгар не смог.

— Так и носили бы на здоровье, — хмыкнул старик. — У Александра Сергеевича, слава богу, не одни сапоги. Не обеднел бы наш гений, а вы, молодой человек, ноги бы в тепле сохранили. Модничаете, а теперь вон — простужены и в соплях.

Что да, то да. Кажется, ко всему прочему Эдгар умудрился простудиться.

— Как-то неудобно чужие сапоги носить, — виновато пожал плечами По.

— Неудобно, юноша, книги в темноте читать, потому что буковок не видно, — наставительно сообщил мистер Шин. — А позаимствовать сапоги у приятеля, коли у того есть лишние, очень даже удобно.

Вечером к насморку добавился кашель, горло заложило, голова отяжелела, бросало то в жар, то в холод. Старый Шин хлопотал всю ночь и утро — повязал больное горло теплым шарфом, поил юношу чаем с малиновым вареньем и целебной наливкой, укрывал теплым одеялом, когда американцу было холодно, а при жаре обтирал лицо и руки холодной водой. Ко всему прочему по всему телу выступили красные пятна, неимоверно чесавшиеся. Богдан Фаддеевич, относившийся к простуде с философским спокойствием, так разволновался при виде пятен, что послал-таки за доктором.

Медикус — молодой, но уже преисполненный важности, первым делом ощупал лоб больного. Вытащив часы, принялся измерять пульс. Многозначительно подняв бровь, защелкивая крышечку, убрал часы обратно в кармашек — понимай как хочешь — что там у пациента с сердцем, хорошо или плохо? осмотрел язык, сунул в горло ложечку, заботливо поданную Шином, глянул на красные пятна, раскиданные по всему телу, даже поскреб их ногтем, перевел взгляд на старика, определив его в дедушки болящего.

— Лихоманка? — поинтересовался Шин.

— Инфлюэнца, — поправил доктор, с толикой легкого презрения в голосе, свойственного профессионалам по отношению к любителям. — Выпишу вам рецепт, пошлете в аптеку — как употреблять пилюли и микстуры, аптекарь скажет. А это