Утопая в беспредельном депрессняке - Майкл О'Двайер

Я никогда не спал с Ребеккой.

— Что?!

— Я люблю ее, но это не мой ребенок.

— А чей же это ребенок? — взорвалась Хелена.

— Я не знаю. Честное слово. Знаю только, что не мой.

— Вы ни разу не спали с ней?

— Нет.

— Хорошо. Пройдемте.

Хелена, как набирающий силу смерч, пронеслась по дому к комнатам Ребекки. Марк плелся следом. Когда Хелена начала колотить в дверь, Марк стоял рядом, опустив голову.

Дверь чуть приоткрылась.

— Что ему надо? Я не хочу его видеть. Между нами все кончено, — крикнула Ребекка в щель.

Она только что вылезла из-под душа, и на лице у нее было недвусмысленно написано, что она не впустит его.

— В таком случае, мисс, я хочу вас видеть, — парировала Хелена. — Так что одевайтесь и пожалуйте наверх. Мы побеседуем там втроем.

Хелена с Марком поднялись на второй этаж и стали ждать Ребекку.

— Я хочу знать правду. Марк говорит, что ни разу не спал с тобой.

Врет. Это его ребенок Он бросил меня.

Женщины посмотрели на Марка. Он курил сигарету и ответил им невозмутимым взглядом.

Итак, я должна выбирать, кому из вас верить, — констатировала Хелена. — Вам, Марк, или моей дочери.

Как можно ему верить? Он бросил меня!

— Что-то ты слишком часто это повторяешь, Ребекка. Это подозрительно.

Ребекка замолкла.

Марк, изложите свою версию.

Марк посмотрел на Хелену, затем на Ребекку и приступил к рассказу:

— Я оставил ее, потому что она была беременна…

— А я что говорила?

— Ребекка, предупреждаю тебя в последний раз, угомонись. Продолжайте, Марк.

— Я оставил ее, потому что она была беременна, а ребенок был не мой. Я никогда не спал с ней. Я должен был остаться с ней и поддержать ее. Черт возьми, Бекки, я люблю тебя, но когда ты сказала мне, что беременна, я потерял голову. Я не хотел тебя видеть. Это был удар для меня, понимаешь? Ты не хотела говорить мне, кто отец, просто сообщила о ребенке, как о каком-то несущественном факте.

— Какое это теперь имеет значение? — буркнула Ребекка. — Главное, что она родилась.

— Да, конечно. У вас все хорошо, и вы живете одной большой семьей.

— Вот именно. И мы не нуждаемся в тебе.

— А я хочу жить с вами. Я хочу заботиться о тебе и о ребенке.

— Что?

— Ребекка, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Вместе с ребенком.

— Ее зовут Элизабет. Элизабет Виктория.

— Ну, Виктория, я же сказал, что сожалею о том, что оставил тебя. Что еще ты от меня хочешь?

— Мы не можем жить втроем в твоей квартире. Она слишком мала.

— Я устроился на работу.

— Вот как? На какую? Когда?

— 3 рекламное агентство. Три месяца назад.

— В самом деле?

— В самом деле.

— Так, значит, стремишься приобщиться к среднему классу, со всеми его средними радостями?

— Прошу прощения, — вмешалась Хелена. — Конечно, очень интересно слушать, как двое молодых людей выясняют отношения и делятся соображениями по поводу карьеры, но прежде всего давайте уточним главное. Кто же все-таки отец ребенка?

— Прости, мама, но мне не хотелось бы этого говорить.

— Значит, не Марк?

— Нет.

— Значит, ты лгала?

— Да. Прости, пожалуйста. Я не думала, что он когда-нибудь объявится.

— Ребекка, я в последний раз тебя спрашиваю: кто отец?

Марк и Хелена ждали ее ответа.

Долго ждали.

Потом подождали еще.

— Я пошла за Винсентом, — сказала Хелена.

Я больше не мог находиться в этом доме.

С тех пор, как Марк, по настоянию Хелены и Винсента, поселился у нас, весь мир вращался вокруг новорожденной. ШШШШ Все просто таяли от умиления перед крошкой Элизабет. Разумеется, я ничего не имел против нее, такой крохотульки, но все только о ней и говорили.

Непрерывно.

Элизабет сделала это. Элизабет сделала то.

Элизабет просто очаровательна.

Она самый красивый ребенок во всем мире.

Сьюзен веселилась, когда я рассказал ей о том, что у нас происходит. Она даже заставила меня почувствовать себя мелочным и ревнивым. Как будто я завидовал тому, что все внимание было отдано Элизабет.

Я?

Завидовал?

Ну может быть. Немножко.

Наступил момент, когда должны были объявить результаты экзаменов.

Мы с Бобби пошли узнавать их, и радостное возбуждение сменялось во мне страхом, страх — надеждой. Мы получили примерно одинаковые оценки, с той лишь разницей, что у меня было «отлично» по истории искусств, а у Бобби «удовлетворительно», зато по экономике Бобби получил пятерку, а я — переходной балл. Бобби не считал изо серьезным предметом. Если у тебя есть способности к рисованию, то чего тут еще знать? На самом деле он просто ревновал, потому что его отец был известным художником, а мой всего лишь щелкал затвором фотоаппарата. А по-моему, для того, чтобы складывать цифры, уж точно не надо никакого таланта.

Мы поспешили домой сообщить о результатах Винсенту и Хелене.

Сьюзен тоже получила хорошие отметки.

Мы решили отметить это.

Мы могли пойти куда пожелаем — в бар, на дискотеку, — все было открыто для нас. То, что мы были несовершеннолетними, не имело значения. Имел значение тот факт, что у нас были деньги и мы намеревались потратить их. Нам повезло — в середине недели почти везде было довольно свободно.

Никого не интересовал наш возраст, а мы, со своей стороны, не стремились оповещать всех об этом.

Бар был забит подростками. Беспрестанные поздравления, перемещения от столика к столику, обещания встретиться, номера телефонов, болтовня, слухи, сплетни. Эйфория охватила школьников, добившихся хороших результатов, и вымученное сочувствие обволокло тех, кому это не удалось.

После бара я провожал Сьюзен домой, обняв ее за плечи.

— Послушай, Алекс!

— Что?

— Ты весишь целую тонну.

— Это хрш-шо.

— Смотря для кого. Ты пьян…

— Й-йя?! Ну да, йя п-пьян от любви к тебе, любоф-фь моя! Х-ха-а!

— Скорее от «Карлсберга».