Жизнь Фридриха Ницше - Сью Придо

Вот и все упоминания белокурой бестии в трудах, опубликованных самим Ницше. Они далеки от заявлений о том, что белокурые бестии – это представители высшей германской расы, которые, подпитываясь волей к власти, должны повергнуть человечество к своим стопам. Однако нет сомнений, что здесь содержатся довольно неприятные элементы, которые легко могли развиться далее в расизм и тоталитаризм. Было бы наивно просто игнорировать их, отказываясь считать точкой отсчета для националистической заразы.

Именно это и привлекло в свое время внимание литературного критика и редактора издания Der Bund Йозефа Виктора Видманна [23], который написал на «По ту сторону добра и зла» пророческую рецензию под названием «Опасная книга Ницше»:

Ницше был очень рад, что его наконец заметили и охарактеризовали как мощного и опасного мыслителя. В течение недели Ницше скопировал рецензию (процесс очень трудоемкий, учитывая состояние его зрения) и отправил ее Мальвиде. Это была первая за долгое время рецензия на его книги, и его триумфу не мог помешать тот факт, что продать удалось всего 114 экземпляров.

В феврале 1886 года Элизабет и Бернхард Фёрстер и их небольшой отряд чистокровных патриотов-антисемитов отплыли из Гамбурга в Парагвай на корабле «Уругвай». Ницше так больше и не увиделся с зятем с момента знакомства. Перед отъездом Элизабет дала Ницше кольцо с выгравированными на нем инициалами – ее и мужа – и настоятельно рекомендовала вложиться в колониальное предприятие. В этом случае она готова назвать в его честь какой-нибудь участок земли. Он сухо посоветовал ей лучше выбрать название Ламаланд [1].

Он считал, что принципы, на которых должна быть основана Новая Германия, выражают рабскую ментальность в современном варианте. Фатерландизм, сверхпатриотизм и антисемитизм просто маскировали ревнивый, мстительный ресентимент импотента. Странно, что Ницше вообще решил послать свои последние книги Элизабет, учитывая их содержание.

Свой сорок третий день рождения, 15 октября 1887 года, философ встретил в Венеции, куда приехал на месяц ради музыки и восстановления в обществе преданного, как всегда, Петера Гаста. Зрение Ницше еще ухудшилось, и его почерк превратился в иероглифы. И теперь только Гаст мог расшифровать его и передать в типографию. В городе, где умер Вагнер после ссоры с Козимой по поводу увлечения молодой англичанкой-сопрано, Ницше делал записи о Дионисе и Ариадне, вспоминая о трибшенской идиллии и временах, когда он сочинял «Рождение трагедии». Теперь он фактически писал сатировскую драму.

Возвращаясь мыслями к настоящему, он делал записи и по психологии. Он составил список преобразующих состояний, которые укрепляют жажду жизни. Возглавляло список сексуальное влечение, за которым следовали опьянение, насыщение после приема пищи и ощущение весны. В своем блокноте он признавал, что нигилизм – нормальная позиция после того, как цели (например, рая) больше не существует, а высшие ценности девальвировались [2]. Он отметил сильные опасения и по поводу морали господ: «К величию прилагается дурной нрав; пусть никто не думает иначе» [3].

На день рождения он получил поздравления только от матери. В ответ он сообщил новость, которая должна была порадовать Франциску: письмо пришло ему в тот момент, когда он как раз писал «весточку южноамериканской Ламе» [62] [4]. В посланиях домой Элизабет рисовала радужную картину процветания колонии, и он радовался успехам сестры, хотя и не мог разделить ее идеи.

Перед отъездом в Парагвай Фёрстер при всем своем рвении смог завербовать лишь четырнадцать семейств. Большинство из них были родом из Саксонии – провинции, которая породила как Рихарда Вагнера, так и Элизабет Ницше. Среди понурых добровольцев ностальгия по крови и почве древнего отечества была так развита, что они могли служить образцовым примером того, что Ницше писал о ресентименте в основе рабской морали. Маленькая группка яростных националистов состояла из крестьян, ремесленников и мелких торговцев, которые чувствовали, что их бросили, а их жизнь обесценилась из-за безжалостного экономического, социального и политического прогресса. Ни одного художника или интеллектуала среди них не было.

Месячное плавание в Южную Америку на самом дешевом корабле было тяжелым и отвратительным. За ним последовал неприятнейший подъем вверх по реке Парагвай, когда пришлось вверить себя безразличным индейцам с бронзовой кожей. Простые, сельские немецкие колонисты не понимали ни языка, звучащего вокруг, ни звезд в южном небе, им чужды были листья на местных деревьях и трава на земле. Среди этой странной растительности мелькали странные существа, что еще больше смущало новоприбывших. Они страдали от неведомых доселе болезней. У них были галлюцинации. Их мучили палящее солнце и укусы насекомых. Умер ребенок – маленькая девочка. Они похоронили ее в кое-как вырытой на берегу реки могиле и поплыли дальше.

Наконец они прибыли в Асунсьон – столицу Парагвая. Для немцев слово «столица» означало каменный оплот порядка и власти.

Но здесь улицы были из грязи, дома – из того же материала, а многочисленное население, корыстолюбивое и беспринципное, тоже не отличалось чистоплотностью. За долгие годы войны в редких каменных зданиях появились дыры и разломы. Президентский дворец и здание таможни приобрели вид совершенно нелепый. Прямо из полов бальных залов росли высокие деревья. Повсюду расплодился плющ, закрывавший орнаменты на лепнине.

В 1886 году Парагвай все еще отходил от долгой войны Тройственного альянса (1864–1870), в которой страна героически, но безуспешно сражалась против объединенных сил Бразилии, Аргентины и Уругвая. Согласно источнику того времени, перед войной население Парагвая составляло 1 337 439 человек. После войны осталось 221 079 [5].

За шесть лет до приезда Элизабет к власти в стране пришел Бернардино Кабальеро, герой войны. Международный долг Парагвая в то время составлял около 5 миллионов фунтов стерлингов [6], и колонисты были важным источником денег и ресурсом для заселения опустевших земель.