Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров

Затем Сталин пометил и прокомментировал еще несколько положений статьи Мещанинова: «Таково, например, построение родословного дерева на основе мифологической классификации языков, приведенное в “Бакинском курсе” (1928 год), где завершающим высшим звеном современным состоянием языков признается флективный строй индоевропейской речи. Этому строю в нисходящем разрезе предшествуют один за другим флективные языки семитической группы, перед ними помещены тюркские с агглютативным строем, и еще ниже – эргативные яфетические, а в самом низу аморфные. В итоге получилось построение, в значительной степени повторяющее общую морфологическую классификацию, которая вовсе не чужда буржуазной лингвистической школе ». Мещанинов не совсем точен, так как компаративисты действительно, выделяя различные по строю группы языков, в его время отказались от попыток построить их качественную, морфологическую или историческую классификацию. Марр же попытался это сделать в рамках своей стадиальной концепции. Но Сталин увидел тут неуверенность в позиции марристов. Отметив двумя крестами на полях предварительно подчеркнутую мысль о флективном строе индоевропейской речи, дополнительно вертикально отчеркнул на полях замечание Мещанинова о том, что и буржуазная лингвистика использует похожую классификацию, а затем здесь же строго и назидательно приписал: «То-то» {388} . Он уже чувствовал, что противник не уверен, что он колеблется, что он маневрирует, что он ищет компромисса. Мне вновь не удалось разобрать то, что Сталин написал поверх пассажа Мещанинова о палеонтологическом анализе. Но там, где Мещанинов заявил в нарастающие компромиссном духе о том, что Марр прав, говоря о языке как о надстроечном явлении, и оказался не прав слишком тесно, связывая формационную теорию Маркса и стадиальную теорию развития общечеловеческого языка, Сталин вновь заметил: «То-то» . А когда Мещанинов, уже давно усвоивший, что простым смертным, пусть даже и академикам, сомневаться в непогрешимости классиков марксизма никак нельзя, заявил, что Марр не прав, утверждая, вопреки Энгельсу, что и первобытное общество состояло из классов, Сталин рядом обличительно и требовательно написал вопрос: «А где об этом говорили марристы?» {389}

Затем он в очередной раз подчеркнул и перечеркнул крестами (как символ сдачи противником очередных позиций) критику Мещаниновым своего учителя, который, по его мнению, слишком прямолинейно связывал глобальные изменения в человеческой речи с «различными системами хозяйств». А после того как Мещанинов, наращивая самокритический пафос, заговорил не только об ошибках и увлечениях Марра, но и об ошибках его последователей, то есть своих соратников, Сталин удовлетворенно отметил и это жирной чертой:

«Выступающее здесь смещение признаков синтаксических с морфологическими, отнесение синтетических языков к первобытной общине, а флективных к классовому обществу могли смутить последователей Н.Я.Марра и повести их на ошибочные выводы, в частности и на те, о которых пришлось упомянуть выше».

«Все же все эти ошибочные места, отдельные увлечения ведущей ролью яфетидов и т. д. являются привнесенным элементом, устранение которого выделит подлинный облик Н.Я. Марра…» Сталин опять дважды перечеркнул двумя крестами последнее предложение и на полях приписал «ха-ха!» , а затем почти сплошь подчеркнул заключительную часть предложения и всей статьи: «…крупнейшего советского ученого, заложившего основы материалистического учения о языке, нанесшего сокрушительный удар по схоластическим построениям буржуазной школы языковедов. Выделить имеющиеся в трудах Н.Я. Марра увлечения, приведшие к смущающим построениям и выводам, становится первоочередным заданием» {390} .

Без сомнения, Мещанинов вел себя менее напористо, чем Чикобава, но держался вполне уверенно. Не вызывает сомнений, что предчувствие гибели его не угнетало. Соблюдая осторожность, он не позволил себе резких политических и идеологических выпадов в сторону конкретных компаративистов, но и раньше он почти не позволял их без крайней нужды. Единственным исключением в данной статье стал Арн. Чикобава, поскольку он первым открыто бросил вызов Марру и марристам. Один из последних разделов своей статьи академик Мещанинов посвятил критике Чикобавы. Однако Сталин не оставил здесь следов своего внимания. Мещанинов повторил то, что обычно предъявлялось большинству лингвистов антимарровского направления. Чикобава – за теорию «праязыка» (язык-основа), из которого якобы развились все индоевропейские языки. Чикобава определяет язык как орудие классовой борьбы и что он подобен винтовке – в чьих она руках, тот и осуществляет господство в обществе. Так Чикобава написал в своем «Курсе общего языкознания», вышедшем на грузинском языке. (От себя добавим, что образ «винтовки» Чикобава заимствовал из воспоминаний Д. Бедного, приписавшего его Сталину октябрьских времен 1917 года.) Но такое сравнение есть вульгаризация, продолжал Мещанинов, так как в языке важнее то, что он «еще и действительность мысли». «Таким образом, Чикобава не признает смешения языков и качественных в них изменений. Упор взят на эволюционное развитие. Отходя от Н.Я. Марра, он всецело склоняется в сторону буржуазного языкознания и, оставаясь на праязыковой схеме, сохраняет тем самым построенный на ней формально-логический метод». Кроме этих «грехов», Чикобава был обвинен в том, что он последователь швейцарского, а значит, и «буржуазного» лингвиста де Соссюра, поскольку вслед за ним утверждает, что «язык есть система знаков». Чикобава против понимания языка как «классового» (винтовка, она в любых руках остается винтовкой, отмечал Мещанинов). Зачем все это надо профессору Чикобаве? – задавал риторический вопрос Мещанинов и сам отвечал: «Он хочет дать свое толкование материалистического учения о языке», но фактически сам скатывается в языкознание буржуазное. Заканчивалась статья оптимистическими словами о перспективе развития истинно «марксистского» языкознания.

Люди, знавшие Мещанинова, вспоминают, что академик был трудолюбивым и умеренным человеком. Вопреки голословным утверждениям Сталина и современным критикам марризма, Мещанинов и другие последователи Марра разработали ряд значительных и оригинальных исследований в области языка и литературы (Н. Яковлев, С. Кацнельсон, В. Абаев, В. Жирмунский и др.). Мещанинов был автором большого количества работ не только в области языкознания, но и в области археологии Кавказа и России. До войны несколькими изданиями вышла обширная монография Мещанинова «Новое учение о языке», пропагандировавшая и развивавшая идеи Марра. Объективную научную оценку она не получила до сих пор. В 1940 году издал монографию «Общее языкознание. К проблеме стадиальности в развитии слова и предложения», а перед самой дискуссией брошюру – «Новое учение о языке на современном этапе развития» {391} . Архив И.И. Мещанинова хранится в Петербургском отделении Архива Академии наук РФ, и, насколько я знаю, он еще никем всерьез не исследовался.

Академику Мещанинову повезло и тогда, когда Марр назвал его своим научным наследником, и особенно тогда, когда Сталин в 1950 году, внезапно уничтожив его морально, сняв с руководящих постов в Академии наук, оставил ему не только жизнь, но и возможность работать и не отнял чинов и званий. Для военного и в особенности послевоенного Сталина это был уже не такой редкий случай, когда он не уничтожал физически и не отправлял в лагеря чем-то не угодивших ему руководителей, а только запугивал их до крайности и отстранял от важных дел. Конечно, здесь не было какого-то особого, наконец-то проснувшегося великодушия, упившегося властью диктатора. И после войны конкретная человеческая судьба по-прежнему оставалась в полном распоряжении непредсказуемой воли вождя, целиком завися от планируемой им в тайне стратегии советской общественной жизни. Сейчас его стратегия состояла в том, чтобы главный удар был направлен исключительно на Марра. И именно на нем Сталин все более концентрировался.