На грани - Никки Френч

Врачи переложили Морриса на носилки и взялись за ручки.

— Вы обыщете его карманы?

— Зачем?

— Не знаю. Но он собирался напасть на меня.

Камерон и Линкс переглянулись, Линкс кивнул. На полу валялись брюки Морриса, разрезанные на две половинки. Камерон начал рыться в бесчисленных карманах. У него в руках что-то блеснуло. Кусок проволоки.

— Что это? — спросил Камерон у Морриса.

— Я тут чинил... — начал он.

— Что это вы чинили фортепианной струной, свернутой в петлю?

Моррис не ответил. Он уставился на меня и прошептал:

— Дорогая, я вернусь.

Его унесли. Линкс распорядился:

— Приставьте к нему двух полицейских. В дороге следите за ним в оба. В отдельную палату, никого не пускать.

Я проводила Морриса взглядом. Он тоже не сводил с меня единственного блестящего глаза на лице дружелюбного убийцы. Даже улыбался сквозь слезы.

— А как же Фред? — спохватилась я.

Линкс вздохнул:

— Мы немедленно допросим его.

— А я? Я могу идти?

— Мы отвезем вас домой.

— Дойду пешком. Одна.

Линкс твердо преградил мне путь.

— Мисс Блейк, если вы не сядете в машину, я прикажу вас связать.

— Знаете, — начала я ледяным тоном, — одной мне как-то безопаснее.

— Хорошо, — безнадежно произнес он. Я уже видела, что он предчувствует позор, огласку, несостоявшуюся карьеру.

— И всегда было безопаснее.

Что было дальше? Что делают люди, узнав, что им подарили жизнь?

Первый день и ночь я провела у родителей: помогала отцу красить садовый сарай, лежала на выцветшем покрывале в своей старой спальне, дышала пылью и нафталином, а мама суетилась в кухне, заваривала чай с молоком и пекла имбирное печенье, которого мне не хотелось. Каждый раз при виде меня она всхлипывала, утирала покрасневшие глаза и осторожно гладила меня по плечу или голове. Я вкратце объяснила родителям, что случилось, но избавила их от подробностей. Рассказала только самую суть.

Потом я вернулась к себе и занялась уборкой. Сначала мне хотелось немедленно уложить вещи, переехать подальше от прежней квартиры и все начать заново — но какой в этом смысл? Ничего начинать я не хочу. Незачем. И я открыла дверь в сад, надела старые рабочие штаны — жуткие, карикатурные, даже не помню, когда и зачем я их купила. Включила радио на полную мощность, дурацкая музыка заполнила комнаты. Я выгребала все содержимое ящиков. Наполняла мусорные мешки драными колготками, старыми конвертами, обмылками, картонками от туалетной бумаги, исписанными ручками, заплесневелым сыром. Газеты отнесла в переработку, бутылки сложила в огромную коробку. Одежду свернула или развесила на плечиках, грязное белье запихнула в корзину, счета собрала в одну кучу, вычистила раковину и унитаз, заглянула в каждый пыльный угол. Разморозила холодильник и выскребла пол на кухне. Вымыла окна. Вытерла пыль.

Уборка заняла два дня. Два дня я работала с утра до позднего вечера. Как будто медитировала. Руки двигались, мысли текли, воспоминания отступали, укладывались по полочкам. Эйфории я не чувствовала, но мне было легко — я возрождалась к жизни. Взяв со стола визитку Морриса, вспомнив его блестящий глаз, я выкинула карточку в мусор. Повертела клочок бумажки, на который выписала имена и адреса из папки Камерона, и тоже выбросила — но сначала переписала адрес Луизы. Подобрала с пола две пуговки. От рубашки Камерона? Взвесила их на ладони и бросила в коробку из-под обуви, где решила хранить пуговицы и иголки.

На звонки я отвечала лишь изредка — а телефон трезвонил непрерывно, едва в газетах появились первые статьи о нас. Даже с фотографиями — Зои, Дженни и моей, хотя где они ее раздобыли — неизвестно. Их напечатали в ряд на третьей странице, как будто мы все погибли. Или все выжили. Звонили журналисты, вдруг объявлялись давно забытые друзья, Камерон звонил и шептал в трубку, звонили даже люди, которых я видела всего пару раз, — все спешили возобновить отношения со знаменитостью. Вскоре я перестала брать трубку.

Утром на четвертый день в открытые двери заглянуло солнце. Первые желтые листья падали с груши — той самой, под которой я сама обняла Камерона и поцеловала его. И я решила заняться садом. Пока я гадала, как выполоть крапиву, зазвенел телефон, со щелчком включился автоответчик.

— Надя, — послышался знакомый голос, и я замерла с чайником в руке. — Надя, это Грейс Шиллинг. — Пауза. — Надя, если вы дома, возьмите трубку. — Опять пауза. — Прошу вас, это срочно.

Я подошла к телефону:

— Слушаю.

— Спасибо. Мы можем встретиться? Мне надо сказать вам очень важную вещь.

— А по телефону нельзя?

— Нет. Надо увидеться.

— Это на самом деле важно?

— Да. Можно подъехать к вам минут через сорок пять?

Я обвела взглядом свою сверкающую квартиру, пахнущую чистотой и свежестью.

— Нет, давайте встретимся в Хите.

— Хорошо. В десять у павильона.

— Договорились.

* * *

Я приехала пораньше, но она уже ждала. В это теплое утро она куталась в длинное пальто, как зимой. Волосы были безжалостно зачесаны назад, лицо заострилось, постарело, выглядело усталым. Мы чинно пожали друг другу руки и зашагали вверх по склону холма, на вершине которого одинокий мужчина запускал огромного красного воздушного змея, подрагивающего на ветру.

— Ну, как вы? — спросила Грейс, я лишь пожала плечами. Обсуждать свое состояние с ней мне не хотелось.

— Так в чем дело?

Она остановилась и достала сигареты, сложила ладони ковшиком, чиркнула спичкой и глубоко затянулась. Потом посмотрела на меня в упор.

— Простите, Надя.

— Это вы и хотели мне сказать?

— Да.

— Ну ладно. — Я пнула камешек, он отскочил с дорожки в траву. Над нами в небе плясал красный змей. — И какого ответа вы от меня ждете?

Она нахмурилась, но не ответила.

— Хотите, чтобы я вас простила, так? — усмехнулась я. — Но я же не умерла. — Она поморщилась. — И я не могу просто обнять вас и сказать, что все уже в прошлом.

Она нетерпеливо махнула рукой, словно отгоняя облако мошкары.

— Этого я не ждала. Я извинилась, потому что на самом деле виновата перед вами.

— Вас прислали остальные? Это групповое извинение?

Она улыбнулась и затянулась сигаретой.

— Господи, да нет же. Личные контакты со свидетелем запрещены. — Еще одна сухая улыбка. — Идут следственные процедуры и внутренние допросы. И съемки.