Эхо прошлого. Книга 2. На краю пропасти - Диана Гэблдон

Он быстро глянул на руку, и его затошнило, причем от замешательства, – никак не удавалось сопоставить нынешний вид и ощущения в руке с тем, как это должно было быть. Подобное случалось и раньше; он привык к шрамам и скованности движений. И все же… Он помнил ощущения здоровой руки, ее вид, гибкость и отсутствие боли, то, как легко она бралась за ручку мотыги и рукоять меча. Только не за перо. Он мрачно усмехнулся сам себе. Перо давалось с трудом даже в лучшие времена, с абсолютно здоровыми пальцами.

Сможет ли он теперь писать? Из любопытства Джейми шевельнул рукой. Задохнулся от боли, но не отвел от руки широко раскрытых глаз. Мизинец жался к среднему пальцу – от этого жуткого зрелища екало в животе, – однако пальцы гнулись. Господь милосердный, как же больно!.. Впрочем, боль – это всего лишь боль; шевелить пальцами можно.

«Я хочу, чтобы ты потом смог пользоваться этой рукой», – словно наяву донесся голос Клэр.

Он слабо улыбнулся. Ни к чему спорить с женщиной о медицине.

* * *

Я вошла в палатку за инструментом для прижигания. Джейми сидел на постели, сгибал и разгибал прооперированную руку и задумчиво смотрел на лежащий перед ним в коробке отрезанный палец. Я поспешно обмотала его гипсовым бинтом, и он стал похож на мумию червяка.

– Э-э… Может, избавиться от него?..

– Как? – Джейми неуверенно ткнул его указательным пальцем и тут же отдернул руку, словно отрезанный палец вдруг зашевелился; и то ли нервно хохотнул, то ли всхлипнул.

– Сжечь, – предложила я.

Обычная практика, на войне всегда избавлялись от ампутированных частей тел именно так, правда, мне этого еще не приходилось делать. Складывать погребальный костер ради одного пальца было глупо – впрочем, не менее глупо просто кинуть его в костер, на котором готовят еду, и надеяться, что никто ничего не заметит.

Джейми хмыкнул с сомнением, показывая, что этот способ ему не нравится.

– Ну… наверное, можно его засушить, – с не меньшим сомнением в голосе сказала я. – И носить в спорране как сувенир. Носил же Йен-младший ухо Нила Форбса. Кстати, ты не знаешь, он его до сих пор носит?

– Да. Но я так не хочу. – Джейми обрел самообладание, на его лицо вернулись прежние краски.

– Я могла бы заспиртовать палец в банке.

Джейми слабо улыбнулся.

– Ставлю десять к одному на то, что кто-нибудь выпьет спирт из банки еще до конца дня.

Скорее уж тысяча к одному. Мне удавалось сохранить медицинский спирт в неприкосновенности лишь потому, что его охранял свирепый индеец, один из знакомых Йена. А по ночам я ставила бочонок со спиртом рядом с кроватью.

– Тогда остается одно – закопать его.

Джейми хмыкнул.

– Что?

– Да так, – слегка неуверенно отозвался он. – Когда малыш Фергус лишился руки, мы… по предложению Дженни… в общем, устроили что-то наподобие похорон.

Я прикусила губу.

– Почему бы и нет? На похоронах будут только родные или пригласим всех?

Джейми не успел ответить – снаружи донесся голос Йена, а через миг в палатку сунулась его взъерошенная голова. Один глаз Йена потемнел и припух, на голове виднелась шишка, но он широко улыбался.

– Дядя Джейми? Тут кое-кто хочет с тобой повидаться.

* * *

– Как ты оказался здесь, a charaid? – спросил Джейми где-то после третьей бутылки вина. Ужин давно закончился, костер прогорел.

Хэмиш утер рот рукой и поставил бутылку на место.

– Здесь? – повторил он. – Здесь, в этой глухомани, ты хотел сказать? Или здесь, сражаясь против короля? – Голубые глаза в упор посмотрели на Джейми. Взгляд был так похож на его собственный, что Джейми улыбнулся.

– Может, второй вопрос является ответом на первый?

Хэмиш слабо улыбнулся ему в ответ.

– Так и есть. Ты всегда был быстр, как колибри, Шеймус. И телом, и умом.

Поняв по выражению моего лица, что я соображаю хуже, он повернулся ко мне.

– Это войска короля убили моего дядю, это солдаты короля сражались с людьми клана, опустошали земли, заставили женщин и детей голодать. Это они разрушили мой дом и превратили меня в изгнанника, это из-за них половина оставшихся у меня людей умерла от холода, голода и болезней.

Его глаза яростно сверкали.

– Мне было одиннадцать, когда они пришли в замок и выгнали нас. А в двенадцать лет меня заставили принесли клятву королю – мол, я уже достаточно взрослый. – Он повернулся к Джейми. – Тебя тоже заставили поклясться, Шеймус?

– Да. Но данная под принуждением клятва не может связать человека или не позволить ему узнать о своих правах, – негромко сказал Джейми.

Хэмиш протянул руку, и Джейми ее пожал, хотя друг на друга они не смотрели.

– Нет, не может, – убежденно заявил Хэмиш.

Я знала, что оба думают о фразе из этой клятвы: «Пусть упокоюсь я в неосвященной могиле, навек разлученный с друзьями и близкими». А еще они – как и я – думают о том, что, скорее всего, им этого не миновать.

Мне тоже.

Я откашлялась.

– А остальные? Горцы-лоялисты? – спросила я, припомнив многих из тех, с кем познакомилась в Северной Каролине.

Хэмиш смотрел в огонь, и сполохи костра бросали тени на его лицо.

– Хотя они сражались храбро, их сердце умерло. Теперь они хотят лишь мира, чтобы их оставили в покое. Но война никого не оставляет в покое, правда? – Он внезапно поднял голову, и из его глаз на меня глянул Дугал Маккензи, нетерпеливый, неистовый и жаждавший войны. – Война снова пришла. Все видят, какое жалкое зрелище представляет из себя Континентальная армия – или представляла. – Он поднял голову, кивнул своим мыслям и посмотрел на костры, палатки и подсвеченную звездами муть над нашими головами, состоявшую из дыма, пыли, запаха оружия и вони экскрементов. – Они думали, что сокрушат повстанцев, причем быстро. Если бы не клятва, кто, кроме дурака, ввязался бы в это рискованное предприятие?

«Мужчина, у которого до того не было возможности сражаться», – подумала я.

Хэмиш криво усмехнулся Джейми.

– Я удивлен, что нас не разбили, – сказал он, и в голосе его и впрямь звучало недоумение. – А ты не удивлен, Шеймус?

– Меня это потрясло, – слабо улыбнулся Джейми. – Хотя и обрадовало тоже. И тебе я тоже рад… Шеймус.

Они проговорили чуть ли не всю ночь. Когда они перешли на гэльский, я встала, положила руку на плечо Джейми в безмолвном пожелании доброй ночи и легла под одеяло. Я так устала за день, что почти сразу провалилась в сон, сквозь дрему слушая их умиротворяющий, словно жужжание пчел в вереске, разговор. Перед тем как окончательно заснуть, я увидела лицо Йена-младшего, зачарованно внимавшего рассказам о Шотландии, которая исчезла как раз тогда, когда он родился.