Сновидения Ехо - Макс Фрай

– Затем, что твое сознание может тут резвиться, только пока тело остается живым. Если бы дела обстояли иначе, не стал бы тебя искать…

– А ты меня искал? – удивилась она. Невнятные черты снова заострились от напряжения, сложились на миг в недоверчивое и, чего уж там, довольно неприятное лицо. – Надо же! А я думала, это я тебя нашла. Человека, который зачем-то пишет на небе стихи. Захотела и нашла, оказалась рядом. А стихи в небе – это, получается, была просто приманка?

«Идиот, – подумал я. – Боже, какой фантастический идиот. Кто за язык тянул?»

Надо было как-то выкручиваться.

– Стихи – это совершенно отдельно от поисков. Просто для собственного удовольствия. Ты меня вдохновила. Захотелось тоже сделать что-нибудь удивительное. Просто невозможно сидеть сложа руки, когда в городе такое творится.

Никогда не умел врать. Между Мирами путешествовать в сто раз легче. И даже камру варить.

Но по крайней мере она не ушла. Только спросила мрачно:

– Так зачем искал-то? Автограф хотел попросить? Чтобы еще больше вдохновиться?

Глупая, в общем, шутка. Но кто из нас может поручиться, что всегда удачно шутит во сне.

– Просто очень плохо будет, если ты где-то там скоро умрешь, – сказал я. – Совершенно ужасно. Абсолютно неправильно. Так нельзя. Я этого не допущу.

– Ты смешной такой, – вздохнула она. – Ведешь себя в моем сне, как хозяин положения. А может, ты и правда есть наяву? И все остальное тоже? Тогда примерно понятно, что происходит.

– Правда? – растерялся я. – И что же?

– Реальность всегда сопротивляется изменениям. Хочет их, но все равно сопротивляется. Это правило. Неизбежная двойственность бытия. И если, предположим, у меня действительно начало что-то получаться… Ха! Ну да, и тут в ответ на первые серьезные успехи сразу появляешься ты. И начинаешь уговаривать меня проснуться. То есть исчезнуть отсюда навсегда и больше ничего тут не делать. Конечно! Все сходится.

Совсем сумасшедшая, оказывается. С другой стороны, а чего я ждал? Нормального рассудительного человека, с которым можно вежливо поговорить о погоде, а потом приступить к обсуждению условий, на которых он согласится проснуться? Ну-ну.

От отчаяния я решил зайти с козырного туза. Которого у меня скорее всего не было ни в одном из рукавов. Но с этим, решил я, разберемся потом.

– Я помогу тебе сюда вернуться, – сказал я. – Полностью. То есть целиком. Не разбрасываясь спящими телами, постепенно превращающимися в трупы. Обещаю.

– Очень мило, – усмехнулась она. – Вернуться сюда в беспомощном теле больной старухи. Которая все равно скоро окочурится. Блестящее предложение. Почти невозможно отказаться! Но я, пожалуй, все-таки возьму себя в руки и воздержусь.

– Вообще-то здесь живут очень долго. По крайней мере я знаком с людьми, разменявшими уже не первую тысячу. И выглядят они при этом отлично; впрочем, выглядеть, как пожелаешь, вообще не проблема. Ни для кого. Смотри.

Я поднес руки к лицу, мысленно умоляя всех существующих и несуществующих богов: «Чуваки, пусть получится что-нибудь эффектное и достаточно обаятельное, мне же с этой рожей еще продолжать выступление!»

– Ну надо же! – изумленно воскликнула моя новая подружка, когда я отнял руки от лица. – Наверное, ты все-таки не мой сон. Я совсем другое загадала. Решила: пусть кожа у тебя станет зеленая, глаза квадратными, а посреди лба вырастет рог.

– Спасибо, – растерянно сказал я. – Встречались мне девушки с завышенными требованиями к внешности кавалеров. Но чтобы настолько…

Она коротко хохотнула.

– Извини. Просто не так уж много у меня способов разобраться, что происходит. А мне очень надо. Поэтому придумала наскоро диковинное чудище. Если бы ты в него превратился, все стало бы ясно: ты – мой сон. А у тебя только глаза увеличились и нос кверху задрался.

– На твоем месте я бы и сам старался понять. Но все равно нет никаких гарантий. Может быть, я просто такой неприятный сон, которым трудно управлять? Пока не проснешься, не узнаешь.

– Да что ж ты заладил – «проснешься», «проснешься». Не проснусь! Мое слово твердо.

Мать твою. Слово, видите ли, у нее.

– На самом деле ужасно обидно, – вдруг сказала она.

– Обидно – что?

– Эти стихи, которые ты написал на небе, про драконов из двух рукавов. Они выглядели, как обещание. Как призыв: «Я такой же как ты, я все понимаю, приходи». Ну, собственно, на то и был расчет, да?

– Не было никакого расчета.

Но она и слушать не стала. Говорю же, я совсем не умею врать.

– Можно понять, почему ты меня боишься, – торопливо говорила она. – Ты и, наверное, многие другие. У меня же такая власть над этой вашей реальностью! Такая безраздельная власть. Я сплю, вы бодрствуете, поэтому все тут будет по-моему – пока не проснусь. А значит, надо меня разбудить, да поскорей. Потому что – а вдруг завтра вода, пришедшая в город по моей воле, окажется не красивым наваждением, а настоящей мокрой водой, под которой скроется все? Или повинующиеся мне ветры начнут сносить крыши ваших уютных домиков и выдергивать с корнем деревья, а солнце зайдет навсегда? И вы ничего не сможете с этим поделать. Ни-че-го! Мне бы в голову не пришло причинять какой-то вред, но вы же меня совсем не знаете. Зато знаете, каковы люди – вообще, в принципе, в среднем. Каково большинство. Ломать, крушить, мучить – вот что станет делать рядовой представитель большинства, ощутив безнаказанность. Этим знанием о себе подобных обладает любой взрослый человек, если не совсем дурак. И оно не располагает к доверию. Ты хочешь, чтобы меня здесь не стало, и ты по-своему прав. Кто угодно на твоем месте решил бы, что так спокойней. Понимаю. Осуждать не могу. Но видишь ли, мой далекий несбывшийся единственный лучший друг, у меня в этом деле свои интересы. Просыпаться в постели, где лежит бессмысленная бесталанная больная старуха, я не стану.

– Сколько угодно можно воображать, что прекрасная всемогущая ты, пляшущая на облаках – отдельно, а спящая старуха – отдельно, поэтому долой ее навсегда! – сердито сказал я. – Но так не бывает. Ты – сумма слагаемых. И единственное, чего я действительно боюсь – что одно слагаемое сдуру угробит другое. И не останется вообще никого.

– Бойся чего хочешь. Твои страхи – не моя забота. Никакой суммой я быть не желаю. Я – это я, и никаких спящих старух! А ты можешь сидеть на этой крыше и бояться меня хоть до скончания своих дней. Если ты мой сон, это приговор, не подлежащий обжалованию, а если нет… ну, считай, что я просто хотела сказать что-нибудь обидное. Я очень сержусь на тебя за этот дурацкий стишок, который выглядел, как лучшее обещание в моей жизни. Но ты – не второй дракон, не моя тайная тень, не вечный близнец, о котором тоскует каждый, родившийся в одиночестве. С тобой даже поговорить толком не о чем. «Проснись» да «проснись». «Убирайся отсюда» – вот и весь твой разговор. Ладно. Считай, уже убралась.