Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника - Альбин Конечный

точность» (В. Холшевников). Писатель «высмотрел, проделал весь путь Раскольникова… отсчитал шаги и ступени… на месте разыграл для себя… сцены с точностью полицейского протокола, он действовал как следователь» (Д. Гранин)[1272].

«Петербург, Старая Русса, Павловск, – писал Лихачев, – это те „сценические площадки“, на которые выносит Достоевский события своих произведений. Подлинность сцены поддерживает ощущение подлинности действия»[1273].

Убеждая читателя в достоверности происходящего, писатель называет район действия романа, насыщает его микротопонимами, а также подробно описывает быт, характерный для Петербурга, особенно для района Сенной площади, середины 1860‐х годов[1274].

Действительно, роман изобилует бытовыми и топографическими реалиями, цифровыми указаниями, но они по-разному участвуют в организации пространства в романе.

I

Пространство Петербурга в романе организуется основной оппозицией: срединный (внутренний) – Сенная площадь и ее окрестности, где разыгрываются ключевые события текста, и периферийный (внешний) – Острова.

Это противопоставление определяет степень участия топографии, с одной стороны, быта и математической выверенности – с другой, в организации пространства романа.

На середину в тексте романа приходится минимальное количество топонимов, достаточных лишь для узнавания района действия романа (Сенная площадь, Екатерининский канал – чаще «канава», Садовая улица, Юсупов сад; остальные микротопонимы зашифрованы), обилие бытовых подробностей (описание домов, горожан, уличных сцен и т. д.) и почти все цифровые указания и подсчеты (расстояний, этажей, ступеней, времени).

Организацию пространства середины и периферии можно проследить в основном на маршрутах Раскольникова и Свидригайлова, во время передвижения которых возникает образ Петербурга[1275].

Владимир Топоров отмечает исключительно подробное описание пути Раскольникова внутри дома – от каморки до ворот; этот отрезок пути воспроизводится многократно и он предельно стандартизован[1276].

Маршруты Раскольникова на улицах, в серединном пространстве, также стандартизованы. Как правило, он передвигается в состоянии задумчивости, беспамятства, забытья: «Но скоро он впал как бы в глубокую задумчивость… в какое-то забытье, и пошел, уже не замечая окружающего» (VI, 6); «…Путь же взял он… через В-й проспект… по обыкновению своему, шел, не замечая дороги» (VI, 35) и т. д. Отсутствие фиксации пути часто мотивируется этим психологическим состоянием героя.

Выход из дома сопровождается бытовыми клише («На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль… нестерпимая же вонь из распивочных» – VI, 6; ср. с. 74, 120), а сам бытовой фон складывается, с одной стороны, из ряда постоянных характеристик района Сенной[1277] (упомянутых выше бытовых клише, описаний зданий, заведений, рынка, толпы), с другой – из уличных эксцессов (эпизод с утопленницей, сцена с Екатериной Ивановной у моста и т. д.).

Блуждая по городу или направляясь к определенному месту, Раскольников петляет по «канаве» и переулкам, делает крюки. При этом улицы и переулки, как правило, не называются, а микротопонимы подменяются описанием («Он… проходил… коротеньким переулком, делающим колено и ведущим с площади в Садовую» – VI, 122), заменяются нарицательными («опомнился уже в следующей улице» – VI, 10), замещаются указанием направления пути («повернул налево по улице» – VI, 69).

Если микротопоним и встречается в маршрутах Раскольникова, то это чаще единственное фиксированное место (например, Юсупов сад в пути на убийство); введение его часто мотивируется выходом героя из состояния забытья и сопровождает значимую для сюжета сцену («у самого К-ного переулка… мещанин и баба… разговаривали с Лизаветой» – VI, 51) или встречу (Раскольников приходит в себя «на —ском проспекте», заметив в окне трактира Свидригайлова – VI, 355).

При этом путь героя почти всегда задается расстоянием (четверть версты до конторы, двести-триста шагов от распивочной до дома Мармеладова, 730 шагов – до старухи) или исчисляется временем (путь на убийство: направляясь к старухе, Раскольников заглянул в лавочку и «увидел… на стенных часах… десять минут восьмого». Подходя к дому старухи, он услышал, что где-то часы пробили «половину восьмого» – VI, 60; выйдя из дома, Раскольников «через пять минут… стоял на мосту… с которого давеча бросилась женщина» – VI, 147).

Таким образом, в серединном пространстве (район Сенной) подлинность «сценической площадки» (термин Дмитрия Лихачева) поддерживается главным образом не топографическими реалиями, а бытовыми – характерными именно для этого района и математической вымеренностью.

В отличие от середины периферия строго топографична (на нее приходится наибольшее число микротопонимов, и они в большинстве своем раскрыты), бытовой фон представлен значительно слабее, цифровые уточнения встречаются редко. В пути героев задается направление движения, отсутствуют «ненужные крюки» и петли по неназываемым улицам и переулкам, приведены несколько раскрытых микротопонимов.

Проследим это на маршрутах Свидригайлова (путь к гостинице «Адрианополь») и Раскольникова (прогулка на Острова).

Свидригайлов, выйдя из дома на углу 3‐й линии и Малого проспекта Васильевского острова, «в полночь переходил через —ков мост[1278] по направлению на Петербургскую сторону. <…> …посмотрел на черную воду Малой Невы… и пошел на —ой проспект» (VI, 388).

Этот путь он совершает в абсолютной темноте и в «молочном, густом тумане» при полном отсутствии уличных сцен[1279] – «ни прохожего, ни извозчика не встречалось по проспекту» (VI, 394).

Так же построена и прогулка Раскольникова на Острова. Выйдя из своего дома, он пошел «по направлению к Васильевскому острову через В-й проспект» (VI, 35), прошел по К-ну бульвару, затем пересек «Васильевский остров, вышел на Малую Неву, перешел мост (на обратном пути он указан как Т-в, т. е. Тучков. – К. К.) и поворотил на Острова» (VI, 45).

В маршрутах Раскольникова на периферии отсутствует описание пути внутри дома и фиксируется отсутствие бытовых клише («тут не было, ни духоты, ни вони, ни распивочных» – VI, 45).

В организации периферийного пространства топография играет главную роль.

II

По мнению Николая Анциферова, для Достоевского «дом находится в какой-то внутренней органической связи со своим обитателем»[1280]. Однако для писателя значим не только облик здания, в который он поселяет свой персонаж, но и его определенное расположение[1281].

Почти все герои романа живут в районе Сенной и лишь двое – на периферии.

Местонахождение домов на периферии, в отличие от середины, дано однозначно и с наибольшей топографической конкретностью: Разумихин снимает комнату на Васильевском острове, в пятом этаже дома на набережной Малой Невы, подле моста (им мог быть только Тучков. – К. К.) – VI, 87; невеста Свидригайлова «живет на Васильевском острове, в Третьей линии, на Малом проспекте» (VI, 385).

Заметим, что споры о достоверности и точности в произведениях Достоевского, и в частности в «Преступлении и наказании», начались сразу после выхода романа.

Необходимо иметь в виду, что читатели – современники писателя, воспитанные на физиологических очерках и этнографической беллетристике 1840–1860‐х годов, где с фотографической точностью фиксировались городской быт и топография, воспринимали творчество Достоевского в рамках привычных представлений об адекватном отражении реальности в литературе. То, что не укладывалось в эти рамки, воспринималось как ошибка. Например, один из современников упрекал Достоевского в неточностях, поскольку не мог найти дачу Аглаи Епанчиной в Павловске[1282].

Знаменательная встреча и беседа Раскольникова со Свидригайловым состоялась в трактире вблизи Сенной площади[1283]. Еще до свидания со Свидригайловым Раскольников, блуждая по городу, увидел трактир с вывеской «Хрустальный дворец»[1284] и зашел в него, чтобы посмотреть в газетах сообщение об убийстве процентщицы. В маргиналиях к «Преступлению и наказанию» (СПб., 1906), к цитате «Ба! „Хрустальный дворец!“» Анна Достоевская делает помету: «Трактир (под другим названием) во втором доме по Забалканскому (ныне Московскому. – К. К) проспекту, в доме Вяземской лавры»[1285], т. е. вблизи Сенной площади. Однако в эти года в Петербурге действительно была гостиница с рестораном под названием «Хрустальный дворец»[1286].

Занятно, что после выхода книги вблизи Сенной площади, на том самом месте, где, по предположению современников, встретился Раскольников со Свидригайловым, появился трактир под названием «Хрустальный дворец»[1287]. Трудно сказать, какую роль здесь