Дао Дзэ Дун - Сергей Анатольевич Смирнов

важное. Необходимое для поддержания гармонии.

Он немного помолчал, даря нужную паузу, и добавил:

— Или ее иллюзии, что не исключено. Не вы один жаждете прострелить этот шарик собственной головой и вырваться за пределы единого для всех мифа… Но в эту минуту вы пытаетесь сделать неверный вывод. Опять торопитесь… Вы действительно свободны в своем выборе. Даже за горизонтом событий. Вы же не бездушная материя, которая просто поглощается «черной дырой» — и все…

— Я только с семьей попрощаюсь… — сказал Страхов.

— Только не преувеличивайте, — с улыбкой предупредил Алипкович тоже оттуда — из-за непреодолимой стены.

Лиза и сын были по другую сторону стола. Лиза тогда сразу отошла, уступив место Алипковичу — явно это было особым требованием.

Теперь Страхов подошел к ним и сначала поцеловал Лизу в висок:

— Оказывается, осталось еще одно важное дело. Мне нужно отлучиться.

Странно было: рассудок подсказывал, что сейчас он уйдет от них навсегда, если «черная дыра» — это «черная дыра». А сердце было уверено, что заслуженная вечность уже наступила и мгновение остановилось…

— Конечно, — счастливо улыбнулась Лиза, оперлась ладошками на его плечи, приподнялась на носках и тоже поцеловала его в висок.

Запах летней реки еще не покинул ее.

– Ты же герой, а героя всегда ждут. Не волнуйся, я подожду, — сказала она.

— Хорошо, — сказал Страхов. — Мы тут с Андрюшкой отойдем. У нас мужской разговор.

— Ну, конечно, герои должны разговаривать с сыновьями наедине… Третье правило героя, — с веселой ехидцей заметила Лиза.

— А первые два? — не удержался Страхов, уже вполовину повернувшись к сыну.

— Вернешься, посвящу, — махнула ручкой Лиза, уже прощаясь с другого берега реки. — Ты их уже выполнил.

Страхов отошел с сыном в сторону на полдюжины шагов. Он искоса глянул в сторону стола. Никто не обращал на них внимания. Община варилась занималась привычными общинными ритуалами. Убирали со стола, шутили между собой. Здесь шла своя жизнь, которую он мог бы выбрать… до горизонта событий.

— Андрюха, только между нами… — сказал Страхов. — Мне нужно слетать на Луну.

Лицо сына посуровело, во взгляде появился большой вопрос, а потом вопроса не стало.

— Я так и думал, па, — кивнул он. — Все только начинается…

— Ты это… — Страхов все никак не мог избавиться от банальной фразы, древнего штампа «Береги мать» и найти ему более живую замену.

— Я понял, па. Не надо. — Сын ткнул кулаком Страхову в живот. — Мы не пропадем. Подождем. Ты же опять нас заберешь, верно?

— Да? — поразился Страхов тому, что сын видел дальше него, видел искомую реальность, пусть и смутно, в проекции, но — видел. — Ну да! Верно… Как только устроюсь. Ну, давай.

— Давай, па, — поддержал сын. — Действуй… Главное, кураж.

— Какие ты слова знаешь! — восхитился Страхов и посмотрел на жену.

Лиза уже была там, за мембраной. Он махнул ей рукой, похлопал сына по шее — и двинулся обратно, в обход стола.

— Па! — окликнул его сын.

Здесь, в этом мифе обращаться назад позволялось — со временем все мифы становятся более гуманными.

Он задержался, повернулся, посмотрел на сына.

— Ты круто делаешь реальность, па. Я тобой горжусь, — сказал он так громко, что не могли не слышать все. — Только не напрягайся… Если что, я могу еще этот лицей потерпеть…

Страхов только махнул рукой.

— Можем прогуляться по хорошей погоде… Тут четыре километра, — сказал Алипкович. — А можем проехаться, если хотите. Вы еще любите конные прогулки?

Иногда по воскресеньям они с Лизой отправлялись в Битца или на Лосиный Остров отдохнуть в седле.

— Ну, я не лихой ездок, — еще не определился Страхов.

— Да у нас и кони не горячие, не арабы с кабардинцами, — ответил Алипкович. — Прогулочные, как и у вас в парке.

Все уже решено.

— Хорошо, — кивнул Страхов. — Разомнусь… А то ведь долго сидеть придется, да?

Алипкович деликатно подтолкнул его в плечо — пора в дорогу.

— Там подвигаетесь, даже сами полетаете в невесомости, если захотите… Комфортный салон, — обнадежил он. — Время полета, как и полвека назад, то же — несколько суток. Отсюда чуть дольше обычного. Мы — не на оптимальной широте. Принципиально новых носителей пока нет. Да и задач под них нет. Здесь, на Земле, теперь работы вон сколько, сами видите.

Они поднялись на холм той же дорогой. Потом пошли по деревенской улице. Обратный путь отличался тем, что Страхов прошел мимо дома, перед которым волной поднимался лес, а позади — светлел свежей зеленой гладью луг.

Когда они подходили к длинной срубной конюшне — лошадей здесь, видно, хватало на всех, все могли отправиться на общую приятную прогулку — высокий русый подросток, которого Страхов не видел за общим столом, уже выводил навстречу двух поседланных коней, серого и гнедого.

Подросток поздоровался, передал поводья старшему и пошел в сторону деревни, не попрощавшись со Страховым. Это немного обнадежило его.

Алипкович встал между конями, взяв поводья в разные руки:

— Кого берете? Рекомендую гнедого. Он мягче. Ларс. Имя под масть не подходит, конечно. Но уж так получилось. Только не дергайте, он мягкоуздый.

Все уже было решено…

— Давайте Ларса, — принял Страхов и сел в седло, заметив, что и оно, и путлища, и поводья — все как будто новенькое.

Они двинулись шагом к лесу. В лесу их встретила широкая дорога без обычной для такой дороги автомобильной колеи. Дорога тоже была как новенькая, слегка поросшая, судя по виду, засеянной ровненькой травой.

— Мы эту дорогу редко используем, — пояснил Алипкович. — Ну что, прибавили? Рысью?

— Можно, — принял Страхов.

Ларс и вправду шел очень мягко: Страхов невольно начал строевой рысью, привставая и облегчаясь в седле «вестерн», но, быстро присидевшись на учебной рыси, приятно расслабился.

— Символично, да? — весело заметил Алипкович. — Ну, как без этого? Разве обойдешься?

Страхов только кивнул в такт езде. Конечно, символично. Темный конь во снах и мифах везет куда? Ясно куда.

Дорога повела на пологий подъем — и вдруг лес расступился, и перед Страховым открылась огромная поляна, а на поляне кристаллически засверкало тысячегранное инородное тело. Спил башни Фостера.

Отсюда он выглядел как столичный стадион. Или как десятиэтажный стеклянный тысячегранный пень.