Моя чужая дочь - Сэм Хайес

Роберт забросил ноги на стол, откинулся на спинку кресла. Мысли вновь вернулись к Эрин. Что могло толкнуть ее на похищение малышки Руби? Он сотню раз перечитал статью. Черил и заскочила-то в супермаркет всего на пару минут. Бедняжка — что она пережила, обнаружив пустую машину…

Если Эрин придется встретиться с Черил — попросит она прощения или нет?

Проведя час в раздумьях, Роберт потянулся к телефону. Вряд ли Эрин сожалеет о своем поступке. Да и должна ли? Разве может женщина жалеть о том, что тринадцать лет воспитывала дочь? Роберт нашел номер телефона в Интернете и набрал, без уверенности, впрочем, что услышит инспектора Джорджа Ламли. Тот мог выйти на пенсию, мог переехать куда-нибудь, мог умереть.

Два гудка — и Роберт бросил трубку. Нет, это выше его сил. Он представил арест Эрин. Представил, как на глазах у Руби ее мать уводят полицейские. Попытался представить новую жизнь Руби, с новой мамой, но картинка не складывалась.

Откуда Черил знать, что по субботам Руби обожает жевать «Чоко-Попс» перед телевизором? Черил представления не имеет о привычке Руби тянуть с домашними заданиями до последнего, так что если ребенка не подтолкнуть, она будет сидеть над уроками ночами. Черил не сумеет даже успокоить Руби, когда девочке приснится страшный сон или она затоскует по Эрин.

Как ни странно, Роберт чувствовал себя ближе всех к Руби, но что толку? Даже если не Черил, не Эрин, а именно он, всего лишь отчим, способен дать девочке постоянство в жизни и уверенность в будущем — то, чего ей так не хватает, — в глазах правосудия он не имеет на нее никаких прав. Роберт еще трижды хватал трубку, пока наконец не отказался от своей идеи.

Уснуть не получалось. Луиза уехала в отель, а он втайне рассчитывал, что после китайского ужина под бутылку вина — она все привезла с собой, вернувшись из университета, — она переночует в гостевой спальне. Роберту не хотелось оставаться в одиночестве, и, кроме того, он, наверное, воспользовался бы шансом поговорить с Луизой начистоту. Признаться ей наконец, как она была ему дорога. Выложить все, что должен был сказать очень, очень давно, да так и не решился. А затем дать понять, что теперь любит только Эрин, пусть она и далека — настолько далека, что, пожалуй, вовсе недосягаема.

Но Луиза уехала. Замешкалась, правда, на пороге — быть может, в надежде на что-то большее, чем невинный поцелуй в щеку на глазах у таксиста, который должен был отвезти ее в отель.

— Я позвоню, как только получу результат. Джеймс обещал сделать за сутки, но это в лучшем случае. Будем рассчитывать на послезавтра. — Пауза. Потом взгляд — словно спасательный трос, сброшенный скалолазу, что замер, не дыша, на полпути к вершине утеса. И Луиза сбежала с крыльца.

Роберт провожал взглядом такси, пока машина не скрылась за поворотом, вошел в дом и набрал по очереди мобильные Эрин и Руби, после чего лег в постель и уставился в потолок. По штукатурке разбежались тысячи мельчайших трещинок — пожалуй, он сделал в жизни не меньше ошибок. Но ведь несмотря на все эти трещины, скрипучие половицы и заедающие оконные створки, дом все же выстоял добрую сотню лет и в ближайшие годы рухнуть не обещает.

Роберт ворочался под простыней, наброшенной на голое тело. Дневная духота попала в ловушку спальни, и, хотя кожу покалывало, будто от холода, мозги плавились от сумбурных мыслей. Он перевернулся на другой бок и вытянул руку на подушку жены. С Эрин все кончено, сомнений нет. Роберт был готов простить ей ложь о прошлой жизни — он много думал и понял, что торговать своим телом ее вынудили обстоятельства, — но никак не похищение Руби.

Медленно, постепенно, как в сложнейшем математическом уравнении, все компоненты складывались, умножались, возводились в квадрат, а итог объяснял все. И отсутствие хотя бы малейшего внешнего сходства между дочерью и матерью. И отстраненность Руби — в глубине души девочка знала, что на самом деле не связана с мамой узами родства. Анализ ДНК откроет тайну происхождения Руби. Где-то в мире есть женщина, которая подарила ей жизнь. И Роберт был уверен, что это Черил.

Даже отмахнувшись от шепота интуиции, Роберт мог теперь доказать, что Эрин, к примеру, и не собиралась отправлять Руби с классом в Вену. Ясно же, что без паспорта перелет невозможен, а где взять паспорт, не имея свидетельства о рождении ребенка? А где взять свидетельство о рождении, если этого ребенка ты похитила? Роберт вспомнил просроченный паспорт из тайника в кабинете Эрин. Наверняка либо краденый, либо фальшивый. Если подумать, сходство на фото очень приблизительное, да и родинку она не запудрила, как он решил сначала, — родинки на щеке попросту нет. Любопытно, что это за девушка на паспортном снимке.

С улицы донесся шум мотора. Вспыхнули фары, осветив спальню через прозрачные занавески. Стук дверей машины, приглушенные голоса и… звяканье ключей. Роберт рывком сел на кровати. Только бы полусонный мозг не сыграл с ним очередную злую шутку. Сейчас ему не до визитов Дженны, с ее понимающими улыбками, укоризненными взглядами и добрыми советами. Роберт посмотрел на часы: двенадцать минут третьего.

Он на цыпочках прошел к окну — от дома отъехало такси. Набросив первое, что попалось под руку, выскользнул на лестничную площадку и вгляделся в полумрак коридора. На кафельном полу темнел портплед. А рядом Руби. Одна. Запрокинув голову, она смотрела на Роберта. Он втянул воздух в легкие да так и окаменел. На выдох сил не осталось.

Я тороплюсь домой. Всю свою гадальную утварь оставила в баре. И никого не предупредила, что ухожу. Я то и дело спотыкаюсь, наступая на подол дурацкой юбки, которую надеваю на сеансы из-за ее цыганского вида. А теперь я еще и ослепла от слез. Снаружи воздух такой же липкий от жары, как и в баре, но хоть без сигаретной и алкогольной вони. Я задыхаюсь. Воздух отказывается наполнять легкие. Останавливаюсь и приваливаюсь к стене. Надо бежать — вдруг он за мной гонится? Что он знает?

Мужчина с собакой на поводке предлагает помощь. «Вам плохо? — спрашивает он. — У вас приступ астмы?» О да, мне плохо! Только астма ни при чем. Грудь у меня ходит ходуном, но воздуха по-прежнему не хватает. Я заставляю тело двигаться вперед, вперед, чтобы заползти в свой дом и больше никогда не выбираться наружу. Слава богу! Передо мной входная дверь, я выжила на крохах кислорода… А сумочки в руках нет. Она осталась в баре, вместе с ключами.

Плетусь вниз по улице, сворачиваю в проход между домами, ведущий в мой садик. Страшная боль в груди. Или в сердце. Не слышу ничего, кроме собственных судорожных вдохов и — вдалеке — возмущенного завывания котов.

Что он знает о моем ребенке?

Со щеколдой кухонного окна я наверняка справлюсь — окно давно уже плотно не закрывается. С помощью ручки тяпки сбрасываю щеколду, забираюсь на подоконник, ступаю прямо в раковину и наконец приземляюсь на пол. И долго стою, глядя на кексы, что испекла для Сары. Откусив кусочек, выплевываю — во рту сушь, крошки царапают язык. В гостиной цепляюсь ногой за плетеную люльку с детскими одежками. Включаю свет, падаю на колени рядом со своим подарком для Сары. Может, она приходила и не застала меня? Может, оставила записку? Нет, на коврике у входной двери пусто.