Где властвует любовь - Джулия Куин

Пенелопа долго: молчала. Годами она гордилась своей деятельностью и втайне улыбалась, слыша, как кто-то цитирует ее заметки или смеется над ее ироническими пассажами. Но она не могла ни с кем разделить свой триумф.

Это было довольно одинокое существование.

Но теперь у нее есть Колин. И даже если мир никогда не узнает, что леди Уистлдаун на самом деле Пенелопа Федерингтон, заурядная старая дева (в недавнем прошлом по крайней мере), Колин это знает. А это самое главное.

И все же она не понимала его поступков.

– Тогда почему, – спросила она, осторожно подбирая слова, – ты становишься таким отчужденным и холодным, стоит мне поднять этот вопрос?

Когда Колин заговорил, слова его прозвучали тихо и невнятно.

– Это сложно объяснить.

– Я терпеливый слушатель, – мягко сказала Пенелопа.

Колин уронил на колени руку, которая охватывала ее щеку с такой нежностью, и сказал то, чего она никак не ожидала услышать:

– Я завидовал твоему успеху. – Он беспомощно пожал плечами. – Извини.

– В каком смысле? – спросила она, невольно понизив голос до шепота.

– Посмотри на себя, Пенелопа. – Он взял ее руки в свои. – Ты добилась грандиозного успеха.

– Успеха, о котором никто не знает, – напомнила она.

– Ты знаешь, и я знаю, – возразил Колин, – но суть не в этом. – Он взъерошил свои волосы, пытаясь найти нужные слова. – Ты чего-то достигла в жизни. Сделала нечто важное.

– Зато ты…

– Что я, Пенелопа? – перебил он взволнованно и, поднявшись на ноги, принялся расхаживать по комнате. – Что есть у меня?

– У тебя есть я, – сказала Пенелопа, но без особой убежденности в голосе. Она понимала, что он имеет в виду.

Колин слабо улыбнулся.

– Конечно, но речь не об этом…

– Я понимаю.

– …мне нужно что-то, что придаст смысл моей жизни, – настойчиво продолжил он, заглушив ее тихую реплику. – Мне нужна цель. Она есть у Энтони, у Бенедикта, из всей семьи только я один веду бесцельное существование.

– Нет, Колин. Ты…

– Мне надоело, что все считают меня не более чем… – Он осекся.

– Кем? – спросила Пенелопа, удивленная гримасой отвращения, мелькнувшей на его лице.

– Проклятие, – тихо выругался он.

Глаза Пенелопы расширились. Колин не часто позволял себе богохульство.

– Не могу поверить, – пробормотал он, отвернувшись.

– Чему? – взмолилась она.

– Подумать только, я жаловался тебе, – недоверчиво произнес он. – Я жаловался тебе на леди Уистлдаун.

Она состроила гримаску.

– Ничего, я привыкла. Очень многие это делают.

– Невероятно. Я жаловался тебе, что леди Уистлдаун назвала меня очаровательным.

– А меня она назвала перезревшим плодом цитрусовых, – заметила Пенелопа.

Колин остановился ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы одарить ее обиженным взглядом.

– Наверное, ты неплохо повеселилась, слушая мои стенания по поводу того, что грядущие поколения запомнят меня исключительно по статейкам леди Уистлдаун.

– Как ты мог такое подумать! – воскликнула Пенелопа. – Я надеялась, что ты обо мне лучшего мнения.

Колин покачал головой.

– Не могу поверить, что я сидел здесь и жаловался тебе – леди Уистлдаун! – что ничего не добился в жизни.

Пенелопа встала с постели, не в состоянии спокойно наблюдать, как он мечется по комнате, словно тигр в клетке.

– Колин, но ты же не знал.

– Какая ирония! – Он испустил раздосадованный вздох. – Это было бы даже забавно, если бы не касалось меня.

Пенелопа открыла рот, но ничего не сказала, не зная, как выразить, что у нее на сердце. У Колина столько достоинств, что их трудно перечислить. Они не столь очевидны, как публикации леди Уистлдаун в: «Светских новостях», но более значительны.

Достаточно вспомнить веете ситуации, когда его доброжелательный, юмор разряжал обстановку, все случаи на балах, когда он проходил мимо самых популярных девушек, чтобы пригласить одну их тех, кто не пользовался успехом. А тесные, почти мистические узы, которые, связывают, его с братьями и сестрами? Если это не важно, то она не знает, что важно.

Но все это не те свершения, которые ему нужны для самоутверждения. Ему необходимо дать выход, своему писательскому призванию. Ему требуется занятие, которое убедило бы окружающих, что он представляет собой нечто большее, чем кажется на поверхностный взгляд.

– Опубликуй свои путевые заметки, – предложила она.

– Я не…

– Если ты не опубликуешь их, – сказала Пенелопа, – то не узнаешь, чего ты стоишь.

Их глаза на секунду встретились, затем Колин перевел взгляд на дневник, который она все еще держала в руках.

– Они нуждаются в редактировании, – пробормотал он.

Пенелопа рассмеялась, понимая, что победила. И Колин тоже. Даже если он еще не понимает, что победил.

– Все рукописи нуждаются в редактировании, – сказала она, шутливо добавив: – Кроме моих, пожалуй. Хотя, – Пенелопа пожала плечами, – мы этого уже никогда не узнаем, поскольку мне пришлось обойтись без редактора.

Он устремил на нее пристальны» взгляд.

– Как тебе это удалось?

– Что?

Колин нетерпеливо поджал тубы.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Как тебе удалось издавать газету? Для этого ведь недостаточно написать статью. Нужно обеспечить ее публикацию и распространение. Кто-то должен был знать, кто ты.

Пенелопа протяжно выдохнула. Она так долго хранила эту тайну, что казалось странным разделить ее с кем-либо, даже если это ее муж.

– Это длинная история, – сказала она, взяв его за руку и увлекая к кровати. – Пожалуй, нам следует сесть.

Они с удобством устроились на постели, вытянув ноги и подложив под спины подушки.

– Я была совсем юной, когда это началось, – сказала Пенелопа. – Мне было семнадцать, и все произошло случайно.

Колин улыбнулся.

– Как такое может произойти случайно?

– Все началось с шутки. Я была так несчастна в свой первый сезон. – Она подняла на него посерьезневший взгляд. – Не знаю, помнишь ли ты, но в те времена я весила намного больше, и это притом, что даже сейчас меня не назовешь тростинкой.

– По-моему, ты само совершенство, – галантно возразил Колин.

Подобные реплики были частью его обаяния, делая его совершенно неотразимым в ее глазах.