Победа. Том 1 - Александр Борисович Чаковский

проблемы? Насколько подходяще тут участие такого представителя?

— Этот вопрос, — быстро ответил Трумэн, — мы сможем обсудить после доклада нам министров иностранных дел.

— Хорошо! — Сталин произнес это слово спокойно, даже кротко, как будто заранее решив во всем соглашаться с Трумэном.

По крайней мере так показалось американскому президенту.

— Теперь о Контрольном совете для Германии, — снова заговорил Трумэн. Сознание, что он, как опытный железнодорожный машинист, ведет Конференцию по накатанным рельсам, придавало ему энергию. — Я хочу поставить на ваше обсуждение принципы, которые, по нашему мнению, должны лечь в основу работы этого Совета…

— Я не имел возможности прочитать американский документ, — перебил его Черчилль. — Но прочту его с полным вниманием и уважением, — добавил он с оттенком язвительности. — Этот вопрос столь обширен, что не следует передавать его министрам. Сначала мы должны изучить его сами…

— Тогда, может быть, перенесем этот вопрос на завтра? — Трумэн вопросительно посмотрел на Сталина.

С особой тщательностью погасив папиросу о дно хрустальной пепельницы, Сталин неторопливо сказал:

— Что ж, можно и завтра. А министры могли бы познакомиться с этим документом параллельно с нами. Это не помешает…

— Наши министры имеют уже достаточно задач по первому вопросу, выдвинутому президентом, — сказал Черчилль. — Может быть, можно передать им и этот, второй вопрос, но не сегодня, а завтра?

— Хорошо, — с прежней готовностью согласился Сталин. — Давайте передадим завтра.

Трумэн поглядел на него со смешанным чувством удивления и благодарности.

«Что происходит с этим человеком? Ведь мне говорили о нем как о завзятом спорщике! Но он со всем соглашается! Может быть, он нездоров и отбывает здесь неизбежную повинность? Впрочем, тем лучше!»

Однако Сталин не выглядел ни больным, ни усталым. Его живые глаза желтоватого оттенка смотрели спокойно и, как казалось Трумэну, доброжелательно. Время от времени он протягивал руку к стоявшей перед ним на столе зеленой папиросной коробке и медленно закуривал.

Черчилль, не вынимая сигары изо рта, непрерывно переговаривался со своими советниками. Сталин ни разу ни к кому не обратился. Перед ним не было никаких документов. Только небольшой чистый листок бумаги, который так и оставался нетронутым.

«Успокаиваться рано! — сказал себе Трумэн. — Посмотрим, как дело пойдет дальше!»

Сняв очки, он тщательно протер их светло-серым, под цвет галстука, носовым платком.

— Теперь, — сказал он, — мне хотелось бы огласить подготовленный американской делегацией меморандум…

Трумэн объявил это с некоторой торжественностью, словно хотел подчеркнуть, что считает, будто предлагаемый документ должен определить ход сегодняшнего заседания, а может быть, и всех последующих.

По существу, это были те самые предложения, которые Бирнс и его сотрудники начали готовить еще в Вашингтоне, приступив к работе над меморандумом, и которые каждый вечер обсуждались в каюте Трумэна на «Аугусте».

Часа два назад, перед обедом, Трумэн пытался в общих чертах информировать Сталина об этих предложениях. Боясь конфликта на самой Конференции, Трумэн хотел заранее согласовать со Сталиным спорные вопросы или хотя бы связать его тем, что американская позиция была ему заранее известна и не встретила возражений с его стороны.

Сталин выслушал его тогда внимательно и произнес несколько ни к чему не обязывающих фраз. Затем разговор зашел об американо-японской войне, об отношении к ней Черчилля. Единственное, что удалось тогда Трумэну, это накормить Сталина обедом…

Бирнс взял со стола папку и хотел передать ее президенту. Но Трумэн не торопился ее брать. Он вновь обвел взглядом людей, сидевших в первом ряду, как бы проверяя их готовность выслушать то, что он намерен сказать.

Сталин, словно покоряясь неизбежности, склонил голову. Молотов кивнул, что можно было определить по зайчику, на мгновение блеснувшему в стеклах его пенсне.

Черчилль не скрывал своего удовлетворения. Когда Трумэн посмотрел на него, английский премьер ответил ему поощрительным взглядом. Он хорошо знал, что в меморандуме содержатся именно те вопросы, которые особенно тревожили его все последнее время.

Трумэн наконец взял из рук Бирнса папку, однако не раскрыл ее, а положил на стол перед собой.

— Основной смысл меморандума, господа, — начал он, — сводится прежде всего к напоминанию, что в Ялте наши три государства приняли на себя ряд обязательств в отношении освобожденных народов Европы и бывших сателлитов Германии. Верно?.. Так вот, мы вынуждены констатировать, что эти обязательства до сих пор остаются невыполненными.

Трумэн видел, что Черчилль кивает ему удовлетворенно и поощряюще. Пепел с кончика сигары отвалился и упал на стол перед английским премьером. Взглянуть на Сталина президент не решался. Несмотря на свое миролюбие, этот человек, как предполагал президент, должен был предпринять сейчас нечто непредвиденное. Поэтому Трумэн решил сманеврировать, чтобы Сталин не мог истолковать его речь как прямой вызов себе.

— По мнению правительства США, — по-прежнему стараясь не встречаться со Сталиным глазами, продолжал Трумэн, — невыполнение этих обязательств мир воспримет как отсутствие единства между нашими державами. Это будет подрывать веру в искренность и единство целей недавно созданной Организации Объединенных Наций…

Слово «единство» Трумэн не случайно повторил дважды. Из бесед с Гопкинсом он знал, что именно проблема единства больше всего беспокоит Сталина. Следовательно, то, что он, Трумэн, сказал сейчас, не может не вызвать сочувственного внимания с его стороны.

Теперь Трумэн сделал над собой усилие и взглянул на Сталина. Но советский лидер закуривал очередную, папиросу. Определить выражение его лица было трудно.

«Что ж, — с вынужденной решимостью человека, которому предстоит прыгнуть в холодную воду, подумал Трумэн, — рано или поздно все равно придется раскрыть карты. В конце концов, для этого мы сюда и приехали».

— Я предлагаю, — решительным тоном как бы подбодряя себя, сказал он, — чтобы выполнение ялтинских обязательств было бы полностью согласовано на этой Конференции. Три великих союзных государства должны согласиться с необходимостью немедленной реорганизации теперешних правительств Румынии и Болгарии…

Бирнс над его ухом прошептал: «Пункт «d» параграфа «3»…»

— …в соответствии с пунктом «d» параграфа «3» «Декларации об освобожденной Европе», — громко произнес Трумэн.

Итак, борьба за будущее Европы началась! Английский премьер, а вслед за ним и американский президент считали необходимым сохранить Румынию и Болгарию как звенья довоенного «санитарного кордона», который отделял бы Советский Союз от западного мира и являлся постоянной угрозой Советам. Главные вопросы — будущее Германии, западные границы послевоенной Польши — были еще впереди, но первый выстрел за столом Конференции уже прозвучал.

Это поняли все. За исключением Сталина.

Да, да, именно так показалось Трумэну. Заставив себя еще раз взглянуть на Сталина, Трумэн не заметил в нем никаких перемен. Сталин сидел с видом почетного гостя, приглашенного в театр на заведомо скучную премьеру. Вежливое внимание — и ничего больше!

Трумэн был обескуражен. Не мог же Сталин