Великий князь Николай Николаевич - Юрий Данилов

В эти тяжелые дни нажима на нашу дипломатию в Ставку приезжал за советом товарищ министра иностранных дел А.А. Нератов. На происшедшем совещании мне пришлось высказать мысль, что выступление румынской армии не способно изменить обстановки на нашем фронте. Вместе с тем я выразил сомнение в пользе привлечения на нашу сторону государств, армии которых нуждаются столь же остро в материальном и техническом снабжении, как и сами мы.

Постановка решения не входила в полномочия совещания, носившего лишь предварительный характер. В конце концов дело свелось к тому, что Румыния получила полное удовлетворение выставленных ею требований. С.Д. Сазонов был вынужден проявить вновь свою уступчивость, главным образом вследствие настойчивых пожеланий Англии и Франции видеть Румынию нашей союзницей.

Таким образом, бухарестскому правительству, получившему полное удовлетворение своих требований, предстояло окончательно вскрыть свои карты. Но здесь-то и обнаружилось наиболее ярко лицемерие румынской политики. Глубоко оказался правым один из известных государственных деятелей Италии, который, по словам русского посла в Риме М.Н. Гирса, уверенно высказывал, что выступление Румынии зависит не столько от удовлетворения ее пожеланий, сколько от военного положения на ближнем к Румынии Галичском фронте.

В самом деле. В двадцатых числах июля Братиано заявил о своей готовности теперь же подписать политическое соглашение и военную конвенцию с обязательством выступить против Австрии, но ввиду оборота, принятого военными событиями в Галичине и русской Польше, он не решается определить срок выступления. Впрочем, добавлял Братиано в виде некоторого утешения, военные действия должны будут во всяком случае начаться Румынией с таким расчетом, чтобы ко времени первого снега (примерно, значит, к концу октября) ее войска уже находились по ту сторону Карпат.

Надо было быть очень нервно и пессимистично настроенным, чтобы согласиться на подобные условия, предоставлявшие Румынии все преимущества и оставлявшие для нее лазейку, при помощи которой фактическое выступление могло быть оттянуто ad calendas graecas. Тем не менее наши союзники находили и в таком соглашении возможность, во-первых, окончательно связать будущую судьбу Румынии с державами Согласия, а во-вторых, потребовать от румынского правительства полного прекращения пропуска военных припасов в Турцию. В конечном счете все же такое соглашение подписано не было, и выступление Румынии состоялось лишь осенью 1916 г.

Результаты известны. Румынская армия была легко разбита германо-австро-турецкими войсками, а Россия для спасения остатков этой армии и прикрытия своего левого фланга принуждена была ввести в Румынию около 1/4 части всех ее вооруженных сил. При этом растянутый и без того сухопутный фронт ее удлинился еще более, на 500 км, дотянувшись до берегов Черного моря.

5. Военная конвенция с Италией

«Выступление Италии, – писал великий князь Верховный главнокомандующий министру иностранных дел в мае 1915 г. по поводу чрезмерных требований Румынии, – дает нам такой существенный плюс, что присоединение к нам Румынии получает второстепенное значение».

И действительно. Кто мог себе представить тогда военную беспомощность Италии по отношению к уже поколебленной русскими победами Австро-Венгрии! В Ставке и в Министерстве иностранных дел существовало твердое убеждение, что с присоединением Италии к державам Согласия империя Габсбургов должна развалиться окончательно.

Поэтому с затаенным вниманием следили мы за ходом переговоров с римским правительством, центр которых находился в Лондоне. Крайняя требовательность Италии и то обстоятельство, что компенсации этому государству за его выступление могли быть направлены только в сторону Австро-Венгрии, в направлениях, затрагивавших интересы Сербии и Черногории, делали очень трудными достижение положительных результатов. Великий князь главнокомандующий особенно настаивал на необходимости возвратить Черногории территории, уступленные Австрии Александром I, и прежде всего в районе Катарро, а также на предоставлении Сербии выхода к Средиземному морю и на возможно широком удовлетворении всех ее интересов в Адриатике. Однако после очень упорных попыток отстоять возможно полнее интересы западных славян русский министр иностранных дел получил директиву от императора Николая II, в силу которой ему разрешалось в крайнем случае согласиться со всеми требованиями Италии. Уступчивость эта являлась результатом настойчивого давления на Россию ее союзников. Так, 20 апреля президент Французской республики Пуанкаре прислал на имя нашего государя через французского посла в Петербурге телеграмму, в которой, указывая на важность скорейшего заключения соглашения с Италией, президент просил государя во имя интересов союзников согласиться на подписание этого соглашения, не настаивая на принятии всех поставленных Россией условий. Император Николай II, воспользовавшись, в свою очередь, для своего ответа посредничеством французского посла в Петрограде М. Палеолога, вынужден был ответить, что, хотя условия соглашения во многом его не удовлетворяют, однако, раз глава Франции обратился к нему, ссылаясь на интересы союзников, то он не считает возможным ему отказать и соглашается уполномочить русского посла в Лондоне на подписание договора в надежде, что все соглашения, ранее заключенные Россией, Францией и Англией, останутся незыблемыми.

Эта телеграмма вызвала новую телеграмму г. Пуанкаре, в которой он выражал свою благодарность за уступчивость и давал, в свою очередь, заверение, что при заключении мира Франция окажет горячее содействие к защите интересов славянских народов, а также что состоявшиеся уже ранее между союзниками соглашения в глазах французского правительства не могут подвергаться изменениям вследствие предстоящего присоединения к державам Согласия Италии.

Последняя телеграмма пришла во время пребывания императора Николая II и Верховного главнокомандующего в конце апреля в Галичине.

Сделанные уступки в пользу Италии глубоко взволновали, однако, Сербию – королевич Александр счел необходимым обратиться к великому князю Николаю Николаевичу с особым письмом, в котором называл его «дорогой дядя», и, уповая на его заступничество, сербский престолонаследник горько жаловался, что Италия по отношению к Сербии, по-видимому, «займет место Австрии, от которой, мы (сербы) надеемся, эта война навсегда освободит нас». Затем королевич высказывал мысль, что сделанные уступки произведут в его войсках душевное настроение, которое может тягостно отозваться на подготовляющемся наступлении.

На это письмо великий князь ответил, что, к сожалению, затронутый королевичем Александром вопрос об общей политической обстановке находится вне его, великого князя, компетенции. «В одном ты можешь быть уверен, – добавлял августейший автор письма, – все, что будет в моих силах и возможности, будет сделано. Я твердо верю, что с помощью Божьей все в конце концов устроится в желательном смысле».

Поездка Верховного главнокомандующего в Галичину в целях сопровождения государя императора лишь подтвердила слухи о переброске германцев на р. Дунаец и сосредоточении там значительных неприятельских сил против русской 3-й армии. Поэтому, вернувшись в Ставку, великий князь, находя необходимым ускорить решение вопроса о выступлении Италии и заботясь о том, чтобы известие о присоединении Италии оказало свое влияние на союзников и врагов, отправил 29 апреля на имя С.Д. Сазонова телеграмму следующего содержания: