След «черной вдовы» - Фридрих Незнанский

...Поремский вспомнил, что, когда еще учился на юридическом факультете, одно время была у него под­ружка из медицинского училища. Бойкая, крепенькая вся такая, темпераментная девица, приехавшая в Мос­кву из Ростова-на-Дону покорять, видимо, столицу. Из­вестно, что самые сведущие в медицине люди — это те студентки, которые только собираются еще стать мед­сестрами: для них вообще не существует ни секретов профессии, ни уж тем более каких-либо запретов. Вот и Инка оказалась одной из них.

А почему вдруг вспомнилась? Да вот увидел Влади­мир, войдя последним в квартиру, развернувшийся пе­ред ним «пляжный пейзаж» довольно сомнительного толка, поглядел на словно стекленеющие глаза бойцов и усмехнулся про себя. Точно, и с ним однажды случи­лась близкая история.

Они всё искали себе место уединения, и оно неожи­данно нашлось в ее училище, куда они проникли со всей осторожностью, обманув бдительность вахтера. Инка завела его в одну из аудиторий, или то был какой-то странный врачебный кабинет, подтащила к не менее странному, непонятному сооружению и вдруг вскочи­ла на эти конструкции. Да так ловко, что ноги ее вмиг оказались раскинутыми высоко в стороны. Была пол­ная луна, света они, естественно, не зажигали. Все выг­лядело словно на ладони, и он остолбенел. Но он был молод, распален долгим терпением, и приглашать его не надо было. Он с ходу оценил неоспоримые достоин­ство того сооружения. А позже узнал, что это всего лишь обычное гинекологическое кресло, в котором врачи осматривают и обследуют своих пациенток. Обычное — даже почему-то обидно стало.

Но Владимир будто заново ощутил то, давнишнее свое, состояние крайнего азарта, почти бешенства, ки­нувшего его тогда к Инке. И подумал, почти физичес­ки ощущая сейчас тяжкую атмосферу, накапливающу­юся в комнате, что, случись невероятное и расстегни вдруг кто-нибудь из наиболее решительных омоновцев ширинку своих брюк, мгновенно выстроится живая очередь желающих также овладеть этой грубой, горя­чей плотью. И никакая сила их не остановит, потому что она сама, эта плоть, куда более страшная, почти убойная сила. Вот и ищи потом мотивы в делах о груп­повых изнасилованиях...

Появившийся в комнате судмедэксперт с ходу оце­нил обстановку и рявкнул на столпившуюся «публику» почти зверским басом:

— Эй, вы, охламоны! Да прикройте ж ее чем-нибудь! Ну чего вы, как кобели на собачьей свадьбе?! Есть же халат, тряпки вон валяются! —и показал на разбросан­ную по полу одежду.

Раздались короткие смешки, кто-то выдал доволь­но-таки сальную шутку. И, наконец, пришел в себя ко­мандир отделения, задействованного в операции:

— ОМОН, на выход!

А Седов, улыбаясь, добавил, обращаясь уже к Поремскому:

— Оперативно-следственная группа может присту­пить.

Судебный медик быстро осмотрел Масленникова, сказал, что тот живой, но спит, то есть в полном отру­бе. А что он принимал, понять сейчас трудно, тут, на столе, навалом всяческой хренотени, и нужны специ­альные анализы. Но ответ может подсказать вон та дама, видимо от медицины, и показал на женщину. Сам же подошел, спустил наконец с подлокотников ее без­вольные ноги, подтянул и застегнул на ней белый ха­лат и открыл свой чемоданчик, чтобы попытаться при­вести ее в чувство.

Из документов, найденных в ее сумочке, Поремский узнал, что она работает врачом в наркологическом дис­пансере. Был и адрес, и все прочие атрибуты. Мария Леонтьевна Торопкина — вот как ее звали. Возраст — 48 лет, не замужем, штампа в паспорте нет, о детях тоже ничего не сказано, а может, просто отсутствуют соот­ветствующие отметки в паспорте. Ничего себе «девуш­ка», кинувшаяся во все тяжкие на старости лет! А с дру­гой стороны, за что ее судить? Свободная женщина. Если и осуждать, то разве что за наркотики. И опять- таки лишь в том случае, если их принесла сюда она. Ну а кто ж еще? С наркоманами же работает.

А «свободная женщина» Мария Леонтьевна Тороп­кина между тем с помощью судмедэксперта постепен­но приходила в себя — что-то несвязно уже бормотала, отталкивала его руку с нашатырем, пыталась повер­нуться, чтобы удобнее устроиться в кресле и продол­жить счастливый, или какой он у нее там, сон. Но ме­дик не отступал. И наконец ей пришлось открыть глаза и медленно сообразить, где она, что с ней и, главное, откуда здесь столько постороннего народа. Потом она увидела спящего Масленникова, осознала собственный внешний вид и попросила дать ей возможность одеться.

— Помочь не надо? — без всякого юмора, даже не­много участливо, спросил грубиян медик.

— Я скажу, когда надо... Дайте мне, пожалуйста... — Она назвала какое-то лекарство, и эксперт полез в свой чемоданчик, шелестя там и звякая чем-то.

Он достал ампулу и взял со стола новенький шприц.

— Разрешите, я сама, — не очень четко произнесла женщина.

— Не надо, у вас еще не все в порядке с руками. Я сделаю лучше. — И он стал заполнять шприц лекар­ством из ампулы. — А ему что надо? — Он показал на Масленникова.

— Можете то же самое. Я смотрю, он сам уже вко­лол себе. Это снотворное, не страшно. Проснется через два-три часа, у него всегда... в последнее время...

— Мы можем задать вам несколько неотложных вопросов? — влез наконец Поремский, которому как- то надоело уже слушать совершенно пустую и неспеш­ную, с его точки зрения, болтовню этих двух маститых медиков.

— У вас тут что, нет других, более важных дел?! — ни с того ни с сего рявкнул вдруг судмедэксперт. — Видите, человек только в себя приходит! Занимайтесь вашим обыском, черт возьми!

— А что, Федор Евгеньевич, — спросил Владимир у Седова почти елейным тоном, — у вас тут всегда су­дебные медики руководят оперативно-следственными бригадами? Или в виде исключения?

— Нет, — пряча улыбку, ответил майор, — только в исключительных случаях. Или когда им абсолютно нечего делать.

— Нормальное явление, — кивнул Владимир, — тогда попросите сюда понятых. Действительно, доктор, вероятно, прав, мы слишком долго лицезрели доволь­но отталкивающую картину и слегка расслабились.

— Это кто уже успел расслабиться? — спросил, бод­ро входя в квартиру, Виктор Петрович Гоголев. — Ты, что ль, Владимир? И с чего это? А мне доложили, что все прошло удачно.

— Лучше не бывает, ни шума, ни стрельбы, ни крови.

Гоголев подошел к дивану, посмотрел на лежаще­го, потом взял со стола один пузырек, другой, почитал, что на них написано, повертел в руках и спросил:

— Он?

— Он самый, — кивнул Седов. — Как говорится, не очень транспортабелен. Вот ожидаем, когда его сооб­щница придет в себя и подскажет разумный выход.

Судмедэксперт гневно сверкнул глазами, но промол­чал. А Гоголев поманил Седова пальцем и, когда тот подошел, что-то сказал ему на ухо. Седов отстранился, взглянув на генерала с удивлением. Но тот решительно кивнул, и Федор сказал:

— Хорошо, сделаем, товарищ генерал.

— Ну и что теперь будем делать, Петр Кузьмич? — спросил Г оголев у медика.