Крысиный король - Дмитрий Стахов

Откладывать я не хотел, но у моей матери случился инсульт и какое-то время я был возле нее. Когда ей стало лучше, она сказала, что звонил Вальтер, желал скорейшего выздоровления.

— Он беспокоится, — сказала она. — Смешной! Никогда меня не видел, ничего обо мне не знает, узнал как-то мой номер, прислал деньги на сиделку. Мне не нужна сиделка! Мне нужен человек, который бы ходил за сигаретами, водочкой и квашеной капусткой. С остальным я справлюсь.

Левая рука ее дрожала, нижняя губа отвисла.

— Значит, оплатишь этого человека из денег на сиделку. Курить тебе нельзя.

— Стыдно брать у Вальтера деньги!

— Формально — ты его тетушка. Он трепетно относится к родственным связям. Деньги же ты уже взяла. И водочку тебе нельзя.

— Тем более стыдно!..

…Мне стыдно не было. Денег Вальтера с лихвой хватило на дорогу, кое-что получилось отложить. Я прилетел в Париж, взял такси до вокзала Монпарнас. Вальтер встречал на вокзале Биаррица. Он был в белом костюме, в соломенной шляпе, сдвинутой на затылок. Выглядел плохо. Извинился — его машина была в ремонте, мы сели в такси, поехали по бульвару Марселя Дассо, свернули к большому кладбищу, на которое выходил задний фасад его дома.

— Удобное соседство, — подмигнул Вальтер, объяснив, что расположенный рядом аэропорт также помог ему немного сбить цену. Кроме самого Вальтера в доме жила пара филиппинцев, муж и жена — жена была за повара, муж числился садовником и шофером, помогал Вальтеру управляться с выходящим из повиновения телом. Вальтер о своих болезнях ничего не сказал, взял слово, что спрашивать я ничего не буду, предупредил только, что если допустит бестактность и помрет за то время, пока я у него гощу, то мне придется задержаться, быть за хозяина, встретить скорбящих, организовать похороны, поприсутствовать при вскрытии завещания. Тем более что я в завещании упомянут, но что именно мне завещано, Вальтер сейчас не скажет. Быть может, я буду удивлен, быть может — обрадован. Быть может, и то и другое. В любом случае, я не останусь равнодушным.

— Твоя смерть и так не оставит меня равнодушным, — сказал я.

— Очень на это надеюсь, — сказал Вальтер.

Тем не менее я попытался уйти от ответственности, ссылаясь на незнание французского, но Вальтер сказал, что в критической ситуации филиппинец найдет переводчика.

— Все так серьезно? — спросил я.

— У вас это называют «полный пиздец», — явно с гордостью ответил Вальтер.

Еще Вальтер сообщил, что студентка, родив девочку, смылась из больницы, что девочка теперь у кормилицы, в монастыре.

— Ты католик? — спросил я.

— Нет, но сделал крупное пожертвование…

Мы прекрасно провели время. Вечерами гуляли. Ужинали в ресторанах. Вальтер был в неизменном белом костюме. Шейные платочки и платочки во внешнем кармане составляли ансамбль и менялись каждый день. Мне были куплены льняной костюм и светло-коричневые мокасины. Утром, в шортах, майке и бейсболке, я катался на велосипеде. Купался. Наблюдал за лихими серфингистами. Завтракали обычно на заднем дворике. Как-то, в тот момент, когда филиппинка принесла нам кашку, за высокой кирпичной стеной послышалась воинская команда, клацнули затворы и раздался залп.

Хоронили какого-то военного. Вальтер вскочил, скомандовал следовать за ним, бросился в дом. Пока мы поднимались по лестнице, прозвучала еще пара-тройка залпов. Лучше всего кладбище было видно из окна моей комнаты. Отодвигая занавеску, я переусердствовал, сорвал карниз, который чуть не убил Вальтера, но Вальтер на это не обратил внимания. Он стоял у окна, рот был влажно полуоткрыт, смотрел, как солдаты в кепи с красным верхом, держащие у груди винтовки с примкнутыми широкими штыками, медленным шагом удаляются от свежей могилы.

Потом сел на мою незаправленную постель. Спросил — на кого я оставил своих крыс? Я ответил, что за крысами ухаживает жена дворника. Вальтер усмехнулся — у тебя есть свой дворник? — и спросил — как там крысиное кладбище? Я ответил, что на берегу реки собираются построить дорогой жилой комплекс, и кладбищу, где покоятся поколения моих каннибалов, видимо, скоро настанет конец.

— Надо перезахоронить, — Вальтер лег и закрыл глаза. Быстрый подъем по лестнице, возможно, отнял много сил.

— Что там? — спросил он.

— Где?

— На кладбище…

— Там порядок…

— Это так унизительно… — сказал Вальтер.

— Что именно?

— Умирать. Я всегда считал себя интеллектуалом, боялся небытия, а оказалось, мне страшен процесс, как всем прочим.

Анисса знаками спрашивала — что делать с кашкой? Я махнул рукой, она унесла кашку на кухню.

— Ну? — спросил Вальтер. — Что будем делать? Пойдем гулять? Или сказать Адольфо подать машину? Пусть опустит верх. Прокатимся? Ты как?

— Пойду скажу…

— Да уж, сходи, я пока еще немного поваляюсь…

— Откуда ты знаешь про кладбище моих каннибалов?

— Ты рассказывал. Нет? Мы туда ездили. Нет? Тогда не знаю. Не знаю…

Вальтер не помер, даже стал чувствовать себя лучше. Он расстроился, когда я сказал, что мне пора возвращаться.

— Но мы даже по блядям еще не сходили! — сказал он.

На обратном пути я позвонил Рашели. Она объяснила дорогу, сказала, что будет ждать в кафе напротив входа на станцию RER. Я увидел ее через стекло. Она сидела нога на ногу, брючный костюм, длинный шелковый шарф, на соседнем стуле лежал плащик. Я постучал по стеклу. Она поправила выбившийся из прически локон, поманила пальцем.

Никто никогда даже не предположил бы, что ей уже за девяносто. Она маскировала глаза затемненными стеклами очков, руки перчатками. Она даже закурила. Курила только в этом кафе. Одну сигарету. «Галуаз». Больше пятидесяти лет. Была единственной, кому это разрешалось.

Рашель удивилась тому, что я не сообщил о поездке, но мой рассказ о Вальтере, обретенном на похоронах моего отчима, ее потряс. Она потеряла самообладание, застыла с сигаретой меж пальцев, повторяла фамилию Вальтера, из-под очков выбежали две слезинки, проложившие дорожки по напудренными скулам.

— Так не бывает, — сказала Рашель после того, как я на салфетке нарисовал мои родственные связи с семьей Кафферов. Она взяла ручку и обвела имя моего отца. Потом провела линию к имени отца Вальтера. Стержень порвал салфетку.

— Что тебя так поразило? — спросил я, с опаской глядя на Рашель.

— Ничего, ничего, — сказала она и позвала гарсона: «La addition s’il vous plait…»[33]

Магазин «Табак» на Арбате, почти напротив — «Диета», шашлычная. В шашлычной как-то Софья ела харчо. Пила чай. Хотелось вина. На вино уже не хватало. Харчо был переперчен. Надо было как-то оправдаться перед самой собой за непредвиденную трату. Дома был суп, овощной, с вермишелью. В холодильнике, привезенном Шихманом. Шихман ненадолго пристроился по снабжению, имел возможности. Включаясь, холодильник тихо гудел и подрагивал. Даже спесивая Алифатова просила подержать в холодильнике скоропортящееся. Чтоб не ошибиться, на чужое клала записки. Чужого обычно было больше, чем своего.