Измена - Меган Хорхенсен

Люди — существа странные. Несутся куда-то по воле времени и пространства, воображают себя вершителями судеб, радуются, если удаётся оседлать волну и ощутить себя хозяином судьбы. И не замечают, что их ведут на жёсткой узде, зашорив глаза, не давая шагу в сторону ступить.

В те последние моменты, когда Вадим был ещё в состоянии воспринимать происходящее, мне тяжело было удержаться от задорного признания в том, что на самом деле происходило все эти годы, но я удержалась… Ну, не садистка же я, право…

Я уже была посвящена во все детали операции, когда выходила замуж за Вадима. Меня заметили ещё в детстве, с той зимы, когда председатель КГБ Семичастный при чтении короткого списка сотрудников советской разведки, имевших хотя бы самое отдалённое отношение к делу Кеннеди, обратил внимание на папину фамилию, у которой стояла ёмкая фраза: «работает в составе советской военной миссии на Кубе. С ноября 1963 года следит за латиноамериканской прессой по делу о покушении на президента Кеннеди. Имеет жену и дочь семи лет».

Возможно, люди, которые просчитывали будущее страны и мира на десятки лет вперёд, уже тогда знали, какая роль уготована каждому из нас. И моему отцу, и мне, и будущим мужьям.

Посвящённые в тайну могли в чём-то ошибаться. На всякий случай готовили запасные варианты. Возможно, таким запасным вариантом была я сама, так как какой-нибудь неизвестный мне первоначальный кандидат мог сойти с дистанции на последнем году учёбы в школе или после обнаружения наследственной страсти к алкоголю.

В любом случае, лестно считать себя основным элементом сложнейшей машины, управляющей миром на сегодняшний день. Впрочем, я впадаю в пафос, присущий моему покойному муженьку и его не менее покойному другу-американцу. Дурное влияние заразительно.

* * *

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, зачем я согласилась поехать с Вадимом в Лиссабон. Босс требовал выяснить как можно скорее, сделал ли Вадим копии бумаг и фотографий, полученных от Виктора, а если сделал, то где они хранятся. Да я и сама понимала, насколько это важно.

Когда Вадим, раздувшийся от собственной спеси подобно общипанным павлинам, бродящим по закоулкам лиссабонских парков, важно и снисходительно разжёвывал мне, несмышленому созданию, что как только он будет готов скрыться, то первым делом уничтожит именно копии, если они, конечно, сделаны, я брякнула:

— А зачем ты сделал копии, если собираешься их уничтожить?

Только самодовольный толстяк (считавший себя, кстати, то ли Аполлоном, то ли Геркулесом в одном лице, но проходивший у нас в реестре под кличкой Коала из-за своей рыхлости и неопрятности) мог пропустить мимо ушей выдающий меня с головой вопрос. К счастью, великий аналитик воспринял это как излишнее любопытство.

Зачем я вопрос задала, сама не знаю. Не надеялась же, что Вадик, понизив голос, поведает заговорщицким шёпотом, что копии он не сделал или что они хранятся в таком-то месте. Хорошо ещё намекнул, что бумаги могут лежать в «Промсвязьбанке» на Манежной площади.

* * *

Когда стало ясно, что откладывать дальше нельзя, я сделала два небольших телодвижения: во-первых, прыснула на бритву мужа капельку раствора нитроглицерина, доступного в любой аптеке, во-вторых, угостила его чаем с кое-какими таблетками. После этого оставалось ждать.

Вадима я видела насквозь. Чуть ли не полтора десятка лет наблюдений многого стоят.

— Нервы, разумеется. Кому надо меня взрывать? Я прекрасно понимаю, что в разведке никто и никогда не убивает врага просто так, потому что человек не нравится или набедокурил. Любая ликвидация осуществляется после долгих исследований…

При чём тут взрывать? Я знала, что капелька с запахом взрывчатки красиво поставит точку на его самообладании, после чего состояние духа героя покатится под откос. Довести человека до нервного срыва не так уж и сложно, если знать его сильные и слабые стороны.

Ну, а дальше… человеку всегда можно подсунуть продающееся без рецепта лекарство, от которого, например, заболит горло, наступит жар, заломит суставы… Жертва решит, что у неё типичный грипп, покачает головой, мол, угораздило в самый напряжённый день жизни слечь с температурой, надо полечиться горячим чаем с лимоном.

Да ещё сожалеть станет, что не умеет делать так, как поступает в таких случаях жена: садиться, скрестив ноги, держа тело прямо, бессильно положив руки на колени открытыми ладонями вверх. И устремив взор куда-то в даль далёкую. Якобы получаса хватает на то, чтобы все признаки недомогания убежали…

У каждого человека есть свой порог восприятия. Вадим надменно верил, что его жена настолько тупа, что верит в йогу как панацею от всех бед. И хорошо, что верил.

Как там у него написано:

— Билеты купила?

— На завтра.

— Почему на завтра? Мы же говорили о сегодняшнем вечере.

— А на сегодня ничего не было. Рейс забит.

…Если бы не верил, сообразил бы, что кроме невероятного по сложности и абсурдности варианта «все билеты на рейсы из Лиссабона заказаны нашими преследователями», есть простой — довести человека до нервного срыва, устроить недомогание и самой отправиться в авиакассу, чтобы купить билет на завтрашний рейс вместо сегодняшнего.

Опять не обойтись без цитаты:

— Одна ночь ничего не решит. Зато я тебя лечить буду. Редко мне это удаётся.

И я его успешно вылечила. От всех болезней сразу.

Мне себя упрекнуть не в чем. Установленные людьми законы я не нарушала, разве что на красный свет улицу перебегала да и то, когда рядом машин не было. Законы мироздания (назовите их заповедями Господними) тоже старалась чтить.

О ненависти к Вадиму речи нет, как бы гадко он со мной не поступал. Он же не виноват, в самом деле, что для успеха работы мне пришлось его в себя влюбить. Если бы он принимал как должное свою ограниченность, а не считал себя Страшилой Мудрым, возможно, я бы не с таким удовольствием отправила его в заоблачные кущи…

Я даже не исключаю, что где-то в самом начале мне было не так уж тошно находиться в его обществе. Если так было, то те мысли давным давно забыты.

Вообще-то я давно заметила, что чем больше человек старается делать добра, тем меньше его любят окружающие, требуя от него всё большего и большего. Вадим же, наоборот, был ярым эгоистом и скрягой. Потому его все и любили.

Но я признаю, что нет вины Вадима в том, что он был выбран на роль подопытного кролика, посажен в странный лабиринт и отправлен в долгий путь. Правда в отличие от кролика, награда ждала Вадима, если бы он разгадки не нашёл. Тогда бы остался жить.

Но он лабиринт разгадал. Прошёл по нему от начала до середины, отметил каждую впадинку на дороге, каждую выбоинку в стенах. И не просто разгадал, но решил разгадкой поделиться с другими. Тем хуже для него.