Наш хлеб - разведка - Альберт Байкалов

Убедившись, что бандит мертв, Антон перебежал к Туману.

– Здесь одиннадцать рыл, – переворачиваясь на спину и вынимая из нагрудного кармана спутниковый телефон, прошептал Антон. – Постов больше нет.

Он набрал частоту Лавра и коротко передал ему полученную от боевика информацию. Закончив словами: «Срочно сообщи коменданту», – отключился и приказал Доку выдвинуться к ним. Вскоре, словно материализовавшись из воздуха, Ренат опустился рядом.

– Если верить «духу», дальше чисто, – заговорил Антон.

– Я слышал твой допрос и ответы, – Док показал пальцем на наушник ПУ.

– Поэтому будем держаться вместе, – продолжил Антон, пропустив слова Дока мимо ушей. – Все равно смотрите в оба.

Инструктаж был прерван негромким голосом, раздавшимся в наушнике ПУ:

– Филин, это Банкет, как слышишь?

– Слышу хорошо, что случилось? – Антон посмотрел на циферблат часов и удивленно вскинул брови. С того момента, как они разошлись, прошло пятьдесят минут.

– Поляна накрыта, – имея в виду, что минное поле готово, отрапортовал Банкет. – Выходили почти к самым сараям. С нашей стороны охранения нет. Три машины. Боевиков действительно одиннадцать. Расслабились. Думаю, проблем не будет.

– Вы сейчас где? – поняв из доклада, что Банкет слышал его разговор с Туманом и Доком и даже в курсе, что они сняли двоих бандитов, спросил Антон.

– На исходных. Можете начинать гнать.

– Понял. – Антон показал направления офицерам справа и слева от себя, перевернулся на живот, приподнялся и, пригибаясь, направился в сторону расположившихся на отдых боевиков. Вскоре послышались негромкие голоса. Спецназовцы решили не рисковать и оставшиеся метры преодолели ползком. Попутно Док снял растяжку.

* * *

После отъезда Азата и его моджахедов Биберт еще некоторое время сидел у обочины дороги. Руки ныли. Но сильнее всего мучила тоска. Еще бы, ему пришлось выполнять непривычную женскую работу. Сначала он протер всю машину бензином, потом отмыл ее с мылом. После этого ему всучили небольшой пузырек со спиртом и кусок чистой тряпки. Обработав им руль, сиденье и даже приборную доску, он отошел подальше в сторону. Только тогда боевики заняли свои места.

Биберт не доехал до конца дороги совсем немного. Каких-то пару километров. Дальше начиналась теснина, а проселок превращался в широкую тропу, пригодную лишь для перегона скота.

Внизу шумел Шароаргун. Безмолвная луна на фоне звездного неба отражалась в воде сотнями мельтешащих на волнах бликов. Холодный ветер пробирал до костей. Закинув за спину автомат, Биберт стал подниматься в гору, с каждым шагом чувствуя, как уходят последние силы. Смертельная усталость валила с ног. Наконец, наткнувшись на огромный камень, он снял рюкзак, неслушающимися пальцами отвязал прикрученный к нему кусок брезента, сгреб в кучу прошлогоднюю листву и накрыл им ее.

Ему показалось, что он лишь закрыл глаза, как вдруг кто-то включил гигантский прожектор. Усевшись, он посмотрел по сторонам. Солнце уже выплыло в зенит, вокруг щебетали птицы, шумела река. Удивленно хмыкнув, подтянул к себе рюкзак, лежащий в изголовье, достал оттуда кусок хлеба и сыр. Неторопливо перекусив, направился дальше. До пещеры было около пятнадцати километров, большую часть из которых нужно было идти в гору. Но ему не привыкать. Обычно на такой переход он тратил чуть больше пяти часов. Однако усталость, копившаяся все эти дни, дала о себе знать, и на перевал он поднялся лишь к вечеру. Здесь было холодно. Казалось, ветер дует со всех сторон. На юге белели шапками ледников вершины Качу, Тебулостама, Нархиях. Справа, совсем близко, Дайхох. Он перевел взгляд вниз, в сторону Шароаргуна. Голубая днем лента реки стала свинцовой. Прикинув, что через час уже будет совсем темно, он решил устроить привал, а спуск начать утром. Однако эту ночь Биберт провел уже практически без сна. Сначала его мучили кошмары. Он то и дело просыпался, прислушиваясь к звукам и вглядываясь в причудливые тени, создаваемые мертвым светом луны. Потом заныла спина. В промокшей от пота одежде было холодно. Накинув на плечи брезент, он подложил под себя рюкзак и так просидел до самого рассвета.

К пещере Биберт вышел разбитый, злой и голодный, коря себя за то, что связался с Ансалту и вновь вернулся к боевикам. Надо было отлежаться дома, а потом уехать в Россию. Там его никто не найдет. В Москве и Питере много родственников и земляков. Тех денег, которые он заработал на войне, хватило бы на первое время. Поддельный паспорт очень высокого качества у него есть. Что еще надо? А сейчас неизвестно, чем обернется его возвращение.

– Эй, Али! – крикнул он в лаз пещеры, отчего-то наводивший тоску своею темнотой. – Это я, Биберт. Выходи! Слышишь меня, одноногий урод!

Раздался шорох, и показалась взлохмаченная голова Али.

– Чего тебе? – часто моргая загнившими глазками, спросил инвалид.

– Уходи куда хочешь, – помня наставления Азата не приближаться к людям, он отступил на шаг назад. – Это воля командира.

– Сейчас, – засуетился Али. – Только соберу здесь кое-что…

– Если есть еда, оставь! – крикнул ему вдогонку Биберт и опустился на камень.

Вскоре, вне себя от радости, Али, прихрамывая, семенил по тропинке, ведущей вниз.

Проводив его взглядом, Биберт встал и тут почувствовал, как земля качнулась, поплыла из-под ног. Ухватившись за камень, он некоторое время стоял, прислушиваясь к ощущениям. Затем потрогал лоб. Он был неестественно горячий. Прикинув, сколько времени прошло с момента, когда он мог заразиться оспой, пришел к выводу, что причина температуры в другом. Скорее, простыл. Здесь и купание в горной реке, и ночь, проведенная на камнях.

– Ничего, все пройдет, – вслух успокоил себя Биберт и направился в свое новое жилище. Он теперь долго не посмеет вернуться домой. Пока точно не убедится, что не болеет этой заразой из контейнера. В противном случае здесь же и отлежится. Он привит, и для его категории людей эта болезнь не страшнее гриппа, по крайней мере так сказал перед отъездом доктор Азату.

Оказавшись в пещере, освещенной тусклым светом самодельной свечи, он обвел взглядом стены, топчан, задержал его на нескольких пластиковых бутылках с водой и, бросив на пол рюкзак, вытащил из кармашка гранату. Положив ее под свернутое пальто, служившее Али подушкой, кинул рядом автомат и сел.

* * *

В просветы между деревьями и за кустами можно было увидеть бок «УАЗа» без тента, чуть левее которого стоял темно-синий джип. Расстояние между разведчиками было уже больше, чем до противника, а заросли до сих пор не позволяли открыть прицельный огонь. Антон начал нервничать. Сквозь листву можно было различить то мелькнувшее лицо, то руку, украшенную перстнем. В конце концов он выполз почти к самой кромке поляны. Взору открылись несколько разрушенных строений, слева от которых кроме ранее замеченных машин стояла еще одна «Нива».

Боевики действительно вели себя беспечно. Из «уазика» торчали ноги, скорее всего, спящего бандита, обутые в армейские ботинки. Двое, в тени деревьев, резались в нарды. Несколько человек спали, бросив на траву куски брезента. Прислонившись спиной к дереву, прямо напротив Антона сидел грузный бородач, вяло перебирая четки.