В стране ваи-ваи - Николас Гэппи

бывать так далеко от дома и так долго в лесу. Но я-то за свою старательскую жизнь побывал в переделках похуже этой, и я объясняю им, что нам не так уж плохо.

Все утро он время от времени выбегал под дождь и совершал вылазки на берег и в чащу, возвращаясь с охапками изумительных орхидей. Здешний лес вообще изобиловал орхидеями всех размеров. На одной из веревок, которыми был привязан мой гамак, я увидел на стволе пятнадцатисантиметровую цветоножку и два цветка, напоминающие фиалки[92]. Выше росли еще орхидеи, похожие на папоротники и мхи, с маленькими цветками своеобразной формы и окраски.

— Никогда не видел ничего подобного! — восторгался Безил. — Вот Cattleya Lawrenceana, а там — C. Schomburgkii (Катлея Лоренца и Катлея Шомбургка). Это же настоящая редкость! Уж я-то знаю, работал когда-то у коллекционера. Я и клубни вам принес.

— Большое спасибо, — сказал я. — Но ты бы лучше оставил их себе и продал, раз это такая ценность.

— Начальник, тут всем хватит, только собирай. Задача в том, как доставить их домой невредимыми!

Вскоре после полудня дождь прекратился и выглянуло бледное солнце. Берег реки был загроможден сломанными сучьями, а поток нес с собой целые стволы. Вода продолжала прибывать, и островок, на который вчера еще можно было пройти, наполовину скрылся под водой. Кирифакка, Сирил и я отправились туда в лодке. Над полками из серого и красноватого камня возвышались два красивых деревца с искривленными стволами. Одно с ярко-зелеными округлыми листьями и свечками красных цветков оказалось Securidaca rivinaefolia, разновидность parvifolia, обычно растущее в виде лианы; второе, совершенно мне не знакомое, обладало скрученными, серыми снизу и темно-зелеными сверху, шершавыми листьями, во влагалищах которых росли грозди коричневых орешков[93].

Прыгая с камня на камень, мы перебрались на соседний островок, ниже по течению, затем еще на два других. В центре каждого, поодаль от нагретых солнцем скал и кольца деревьев, находились невероятно густые темные заросли, сквозь которые не меньше половины года бежала река. Здесь господствовал изрытый микроландшафт с крутыми скалами, обрывами, гротами, ущельями, покрытыми влажным мхом, арумами и лианами. В лицо нам лезли колючие ветви, все углубления выстилал толстый, по колено, слой перегноя, в мглистом воздухе трепетали висячие пагоды лиловато-розовых цветков с множеством тычинок, кустарники семейства розоцветных[94].

Мы вышли из чащи возле главной струи водопада, сверкающей на солнце под голубым небом. Здесь мне встретился своего рода растительный осьминог — лазящий арум[95] с множеством воздушных опорных корней, с большими листьями, разделенными на пальцевидные сегменты, и маленькими желтыми и пурпурными початками. Затем мое внимание привлекли паку.

Стоя почти по колени в воде, я срезал их плотные присоски. От вида стремительно текущей воды и устрашающего глухого рева у меня кружилась голова. Одно неосторожное движение — и могучий поток разобьет меня о камни… «Недаром, — подумал я, — эти маленькие растения с нежными розовыми и белыми цветками так упорно сопротивляются моему ножу!»

Продолжая нашу экскурсию, мы вышли на каменный балкон над круглой заводью. Из голубой воды торчали большие и маленькие валуны, а с обеих сторон балконов в заводь кремовым вихрем низвергалась река.

Даже флегматичные индейцы были взволнованы великолепным зрелищем. Кирифакка прыгал с камня на камень, выискивая наиболее удобную точку, потом сел, любуясь чудесным видом, — маленькая красная фигурка с шапкой черных волос и длинной косой…

От заводи мирно бурлящий темный поток бежал по красным камням к отмели, где на золотистом песке поднимались, словно зеленые облачка с белыми розами, водяные гуайявы. Дальше выстроились холмы высотой около ста метров, поросшие деревьями, разнообразие листвы которых так поразило меня. Зеленые и бронзовые, золотые и нежно-розовые кроны, над которыми местами возвышались могучие ишекеле́, чередуясь с лиловыми пятнами цветущей жакаранды, желтыми цветками кассии и золотисто-зелеными листьями Manilkara.

Этот лес, произрастающий на красноватой почве, образованной продуктами выветривания кристаллических кварцев и гранитов, представлял собой новый, незнакомый мне тип. С чем он сходен: с лесами Акараи, или Ирикоуме, или Амазонки? Требовались месяцы работы, чтобы ответить на этот вопрос.

Продолжая исследования, я вскарабкался на холм позади лагеря и нашел на земле несколько цветков клузии[96], десяти-двенадцати сантиметров в диаметре; они были блестящие, красноватого цвета, несколько светлее с нижней стороны. Внутри широким кольцом выстроились красновато-коричневые тычинки, окружив клейкую горчично-желтую шишечку — нектарий, источающий медовый запах.

Чем больше я разглядывал эти цветки, тем удивительнее казались они мне. Clusia — обычно маленькие кустарники или деревья высотой до десяти метров с многочисленными ходульными корнями. Многие Clusia — эпифиты, живущие на ветвях и опускающие вниз за влагой воздушные корни, поэтому мы с Кирифаккой задрали головы и стали изучать кроны.

На высоте примерно двадцати метров мы заметили еще несколько цветков. Они приютились среди ветвей дерева с прямым и гладким крапчатым стволом толщиной около тридцати сантиметров. Мы обошли дерево со всех сторон и, убедившись, что цветки находятся именно в его кроне, взялись за топоры. Полчаса ушло на то, чтобы свалить его, — до того твердой оказалась древесина!

Наконец дерево рухнуло, дотянувшись почти до реки, и мое волнение возросло еще больше. Все дерево оказалось Clusia — крупнейшей изо всех, когда-либо описанных![97]

Торжествующий, нагруженный цветками, я вернулся в лагерь; но сначала попытался найти — безуспешно! — второе такое же дерево. Хотя дождь давно прекратился, вода в реке все прибывала, и течение усилилось настолько, что индейцы принялись мастерить весла, чтобы нам легче было подниматься по реке на следующий день.

Утром оказалось, что островки, по которым мы ходили накануне, полностью затоплены, лишь макушки скал и деревьев оставались на виду. Еще пятнадцать сантиметров — и лагерная площадка тоже оказалась бы под водой.

Скоро весь здешний край преобразится… За месяц Мапуэра поднимается на семь, а то и на все десять метров; огромная территория, особенно в нижнем течении реки, будет затоплена, и все обитатели этой части Амазонии — люди, животные, растения — перейдут к образу жизни, который предписывает им дождливый сезон.

Скорость течения все возрастала, но зато многие препятствия оказались под водой. Это делало наше движение безопаснее, хотя и замедляло его. Там, где раньше торчали камни, теперь бурлили волны, разбивались о нос лодки, обдавая нас брызгами. Мы изо всех сил налегали на весла, маленький двигатель ревел подобно авиационному мотору; медленно лодка одолела три километра, отделявшие нас от более спокойного участка.

Высоко в небе кружил стервятник, поворачивая голову, чтобы лучше разглядеть нас. Изредка, когда он делал особенно глубокий вираж, я видел