В стране ваи-ваи - Николас Гэппи

— Все равно, они не хотят идти. Они согласны отправиться с Ионой в деревню Манаты и ждать нас там.

— Ладно! Попроси их подождать десять дней. Потом они помогут нести нашу поклажу.

Мы вытащили лодку Чекемы на берег, чтобы отбуксировать ее вверх на обратном пути, привязали к дереву и отчалили. Иона и Гебриэл сели к мавайянам; минуту спустя излучина скрыла их от нас.

— Хорошо, что они ушли, — произнес Безил. — Теперь мы ни от кого не зависим.

Каменная лестница

Ветер срывал гребни с блестящих волн и швырял нам в лицо. Радостное возбуждение овладело мной, я готов был путешествовать еще недели, месяцы… Хорошо жить на свете!

Теперь нас осталось девять человек: Безил, Джордж Гувейа, трое ваписианов — Марк, Сирил и Уильям, — Фоньюве, Кирифакка, Тэннер и я.

Крупные капибары тяжело шлепались в воду, но каждый раз слишком далеко, чтобы стрелять по ним. Я подстрелил солнечную цаплю (Eurypyga helias), огромную птицу, распростертые крылья которой переливались всеми цветами радуги. Ее жесткое мясо было несъедобным, но отлично годилось для наживки. А затем моя пуля поразила выглянувшего из травы олененка, красивое животное рыжеватого цвета, с белыми подпалинами и темно-коричневыми пятнами. Теперь у нас хватит мяса на два дня.

Судя по всему, река здесь изобилует пераи. Один раз из воды высунулись, словно перископы, мордочки любопытных выдр; одна из них держала в зубах крупную пераи. Пройдя еще с полтора километра, мы заметили в воде сильное движение, и на поверхности показалась большая рыба, напоминающая леща. Она лежала на боку, наполовину съеденная хищницами, которые на наших глазах продолжали атаковать ее. А немного дальше Уильям, рассматривая перегородившие реку пороги, воскликнул:

— Пераи!

Воду прорезало множество острых плавников, над отмелью стаями ходили плоские рыбы. Но это были не пераи, а паку. Я видел их впервые. Лежа на боку, они паслись на бахромчатых растениях, которые названы именем этих рыбок. Очевидно, паку отдыхали здесь по пути к местам нереста.

Мы направились к ним; Марк приготовил стрелу с гарпунным наконечником. Заметив нас, паку метнулись прочь. Выстрел — и стрела пронзила красивую, серебристо-голубую рыбу длиной около тридцати сантиметров. Она устремилась к глубокому месту, но Марк прыгнул за борт, схватил плывшее на поверхности древко, соединенное с наконечником пятиметровой бечевкой, и вытащил добычу.

Мы разбили лагерь у излучины, пониже водоската, изборожденного острыми гребешками волн. В прозрачной оливково-зеленой воде стояли огромные валуны, и пока индейцы, забравшись на них, ловили рыбу, я выкупался в заводи. Несмотря на усталость, настроение у меня было отличное: кончились наконец утомительные поединки с Ионой!

А вот уже индейцы жарят и коптят свой улов: полуметровую хаимару, пятнистую рыбу, напоминающую видом щуку, и шесть здоровенных пераи — все они были пойманы рядом с моей заводью.

Мы пообедали на утесе под открытым небом; мне достался большой паку, нежный, как шотландский лосось. Позади чернела лагерная площадка, а сверху два дерева эшвейлеры разных видов[86] осыпали нас мелкими розовыми и более крупными белыми и желтоватыми цветками. На подводных камнях перед нами росли водяные гуайявы[87] — небольшие кустовидные деревья, напоминающие тальник, но с белыми, как у шиповника, цветками. Гуайявы тянулись вверх по течению метров на сто до того места, где бесновался пенистый водоскат.

— Тэннер, — спросил я, — что бы ты стал делать, если бы ждал нападения индейцев?

— Я бы постарался поскорее унести ноги! Ну, а если бы пришлось остановиться, то выбрал бы для привала остров. Говорят, чтобы не дать врагу подобраться незаметно, надо нарубить побольше колючих веток и разложить кругом густо-густо, чтобы их нельзя было обойти. И тогда индейцы уйдут потихоньку.

— Здесь, когда ждут нападения, обычно покидают деревню, — вступил Безил. — Расходятся по лесу и ночуют там, а в деревне оставляют только собак, чтобы лаяли. А вообще-то индейцы теперь, по-моему, очень редко воюют между собой. Слишком мало их осталось.

На следующий день я встал пораньше. Первые лучи солнца едва коснулись реки, когда я вошел в прохладную светлую воду.

Фоньюве и Кирифакка прыгали по камням. Я попросил их влезть на эшвейлеры и сбросить цветущие ветки. Взобравшись наверх, они обнаружили запутавшиеся в кронах ветви третьего дерева[88] и собрали его цветки.

Мы отчалили, но уже через десять минут снова пристали к берегу за образцами. У самой воды, на краю круто обрывающегося берега высилось усыпанное цветками исполинское дерево семейства бобовых, которыми изобилуют здешние леса. Прямой, совершенно гладкий ствол вздымался на двадцать пять метров; выше начинались сучья. Внизу отходили во все стороны трехметровые контрфорсы. Древесина оказалась мягкой; за полчаса мы перерубили все контрфорсы, а еще через минуту послышался стон, дерево покачнулось и рухнуло со страшным треском. Но что это? Крона, достигавшая в поперечнике чуть ли не тридцати метров, целиком погрузилась в реку!

Как раз в том месте, где ствол уходил под воду, начинался первый сук. Мы отрубили его, надеясь вытащить, но древесина, как и у большинства деревьев Амазонии, оказалась тяжелее воды. Сук выскользнул из наших рук и исчез.

Я очень неохотно рубил деревья, даже самые тоненькие, а тут мы такого гиганта загубили зря! Внезапно, когда мы уже собрались продолжать путь, на поверхность стали всплывать крохотные цветки, не больше булавочной головки, микроскопические бутоны и кусочки листьев[89]. Последним появился целый лист длиной около пятнадцати сантиметров. Этого было достаточно, чтобы определить дерево[90].

Взяв для полной характеристики образец древесины, мы поплыли дальше.

Вдоль берегов сорокаметровой стеной выстроился лес; там, где стена понижалась, на ней висели буйно разросшиеся плети с большими темно-пурпурными цветками, похожими на веселые глазки[91]. Легкая дымка смягчала солнечный свет, пороги были легкопреодолимыми, жизнь казалась прекрасной.

Однако дальше пошли водоскаты посложнее. Река стала шире и глубже, а течение таким стремительным, что малейшая неосторожность могла стоить жизни любому из нас, не говоря уже о потере снаряжения и продовольствия.

Каждые десять минут — новый порог, и у каждого порога все расплывалось в наших глазах, точно в мареве: рябая поверхность реки, пропоротая затопленными корягами, убегающий вниз поток, бородатые от водорослей камни, стряхивающие с себя назойливую воду, бушующая пена — то наступающая, то отступающая, то взмывающая вверх, то спадающая, — огромное весло в руках рулевого, качающаяся лодка, ревущая река, стремительные водовороты, все быстрее, быстрее уходящие назад берега… Глаз уже не различает отдельных предметов, и кажется, что весь мир качается и дрожит…

Но вот деревья перестают вращаться, белая пена остается