Почти живые - Андрей Дышев

Мои наблюдения совершенно не понравились главному редактору, я даже был готов к тому, что он вежливо выкинет меня из машины. Но он не отважился и сделал единственно разумный ход: сказанное мной не отнес на свой адрес.

— Вы правы, болтунов в наше время пруд пруди…

После этого мы в полном молчании доехали до редакции.

Я пожалел, что отдал ему кассету.

На поминках в актовом зале редакции я снова рассказывал, как познакомился с Ксенией, как ее контузило. Не стал только говорить о документах. Возможно, в редакции о них и не догадывались. Зачем только было городить словесный мусор о том, что «патологические садисты» ни за что убили «нашу любимую Ксюшу»? Ведь были «пробные шары» — материалы, в которых она напрямую писала о коррупции высших чиновников и связях их с бандформированиями…

Вот и написала на свою голову…

Тихие речи выступающих при скорбном молчании постепенно заполнились гулом, коллектив расслоился на маленькие спорящие компании, о родителях погибшей не вспоминали, появились первые пьяные, и незаметно поминки превратились в обыкновенное застолье. Большинство сейчас выпивали не для того, чтобы заглушить горе — его заглушить так быстро невозможно, — а для того, чтобы загасить тягостную траурную ноту. И что бы ни было, после свежего морозца на кладбище организм требует свое.

Я тихо вышел и пошел по коридору. Кабинет, где сидела Ксения, был открыт. На ее столе лежали красные гвоздики и тот же портрет, только чуть меньше, что и на кладбище. Сейф стоял в углу — серый железный шкаф в полтора метра от земли. Я не стал закрываться: все шаги хорошо прослушивались, из зала доносились и резкие, неприятно громкие голоса. Из четырех ключей один был самым крупным. Но только я его вставил, как в коридоре раздались шаги, пришлось быстро вынуть ключ.

В кабинет заглянул главный редактор.

— А-а, коллега… — он покачал головой. — Что это вы тут делаете?

— Можно, я немного посижу рядом с ее столом?

— А-а, — снова протянул он. — Пожалуйста… Вы ведь были с ней достаточно близко знакомы?

— Достаточно, чтобы хорошо понять друг друга.

Покачав головой, он ушел. Я бросился к сейфу, быстро вставил ключ, провернул. Хорошо, здесь не было всяких там хитроумных запоров, номерных кодов. Взрывоопасные бумаги хранились в примитивном «совковом» ящике, который с натяжкой можно назвать сейфом. Дверца открылась с сопутствующим визгом. На верхней полке лежали тюбики, коробочка с духами, салфетки, губная помада, расческа, а на нижней — кипа бумаг, газет и пара книг. Я вытянул все наружу, бросил на стол, лихорадочно стал перебирать: явно, что здесь хранилось много чего не представляющего интереса. Наконец я обнаружил обычную пластиковую папку светло-голубого цвета. Уже с первого взгляда я понял, что нашел. Угловые штампы заоблачных высот: комитеты, министерства, комиссии… Стопку бумаг и газет я сунул на место, быстро закрыл сейф, а секретную папочку сунул за пазуху, под рубашку. Теперь надо было исчезать, причем сделать это по-английски. Меня ждали дела, ждала дева Мария, бандеровка чертова. Шеф молчаливо ждал от меня материалы из Первотравного. Я был нужен своей Родине, маме-России, всему миру — особенно с таким жестоким компроматом в штанах, который позволит вычистить грязь из стана наших вождей-небожителей. И мы все заживем лучше, веселее, честнее…

Я направился к лестнице, но прежде, чем моя нога опустилась на первую ступеньку вниз, я заметил поднимавшегося негодяя Удава. Он, как всегда, был живее всех живых. «Почему я тебя не сдал там?!» — мысленно простонал я.

Он не увидел меня, не встретился глазами, а я уже ускоренным шагом уходил за поворот коридора. Навстречу мне медленно шла плачущая девушка, на поминках она сидела в дальнем углу и все время молчала, прижимая платок к лицу… Она не заметила меня.

Я услышал голос Удава, теперь уже никаких сомнений не оставалось, что это он.

— Девушка, извините, я из ассоциации «Надежда вашего дома», я хотел бы внести небольшие пожертвования нашей организации в помощь семье покойной…

— А вы пройдите в актовый зал, — всхлипывая, ответила она, — там Ксюшины мама и папа. Отдайте им…

— Вы знаете, им сейчас не до меня, — бойко продолжил Удав. — Я не хотел бы тревожить. Сумма не очень большая, сто пятьдесят долларов, но хоть какая, я не хотел бы тревожить маму и папу в такой день… Давайте я лучше положу на ее стол. И у меня цветы…

По звуку шагов я понял, что нежданного гостя повели в кабинет. Он пробыл там не более двух минут, потом быстро спустился вниз по лестнице. Все это время я стоял спиной к входу, с поднятым воротником пальто и плотно натянутой шапкой, готовый тут же ретироваться. Девушка еще находилась в кабинете, она тоскливо смотрела на лежащий на столе конверт, на нем значилось: «Блажен верующий!» На сейфе лежали четыре алые розы.

Я со злорадством понял, что обскакал Удава.

— Есть хорошие люди, — со вздохом сказала девушка. — Погибает совершенно незнакомый человек, а они чувствуют, они не могут равнодушно пройти, беспокоятся.

— Ничто не бывает бесплатным, даже благотворительность, — сорвалось у меня — я не собирался касаться этой темы.

У девушки недовольно дрогнули губы.

— Вы, наверное, просто циник, раз не верите в добродетельность и бескорыстие?

— За добродетелью кроется желание искупить свои былые грехи, а бескорыстие — это тщательно скрытая корысть.

Не знаю, чего меня понесло. Но девушка не стала спорить. Возможно, пожалела меня. Ведь я только вернулся с войны. Мозги набекрень. Насмотрелся всякого…

— Вы подруга Ксении?

— Да, Ксюша моя лучшая подруга, — как эхо, отозвалась она.

— Разве среди журналистов одной редакции бывают подруги?

— Бывают. Почему вы об этом спрашиваете?

— Конкуренция вечная, конфликты творческого коллектива… — ответил я и, решив переменить тему, спросил: — Как вас звать?

— Настя.

— Красивое имя. А меня Володя.

Меня не похвалили, но зато дали рабочий телефон. Я тоже оставил свой.

— Скажи, Настя, Черныш не посвящала тебя в свои, скажем так, творческие планы? Какие публикации собиралась готовить?

— В общих чертах… У нее прошли два материала о криминальной нефти… И то, когда главный был в отпуске. Такой скандал был. А ей мало, говорила, что скоро достанет такие материалы, которые могут вызвать даже смену правительства, кучу уголовных дел на лучших представителей руководства страны. Правда, она всегда говорила, что нельзя не делать поправку на всеобщую криминализацию страны… Я уговаривала ее бросить это дело, добром не кончится… И вот, видишь… Почему из всех журналистов решили расправиться только с ней? Почему тебя не убили? Телевизионщиков?

Я не стал говорить, что чудом уцелел, когда мне в спину летели автоматные пули… Оставшиеся в живых всегда не правы.