Почти живые - Андрей Дышев

— Тебе нравится здесь?

Она кивнула.

Вдруг со стоном она потянула меня на себя, впилась губами в грудь, ее страсть передалась мне; я смутно боялся, как бы не покалечить маленькое шоколадное тело, которое трепетало, извивалось, кричало подо мной… Это продолжалось бесконечно долго, самозабвенно.

Я отвалился, чувствуя себя опустошенным, как шкурка от банана. Как сотня и тысяча таких шкурок. Пата лежала рядом, блестящая от пота, глаза ее счастливо блестели, как будто в диковинку была ей наша маленькая порывистая любовь. Ее абсолютно черного цвета волосы разметались на подушке, они источали удивительный, незнакомый мне запах. Было в нем что-то притягательное, пахнущее женщиной, не косметикой. Хотелось окунуться в этот дух, плыть в нем, держа за руку эту маленькую женщину, дарящую свою любовь и тело. Возможно, это были запахи трав или здешних диковинных растений с дурманящим молочком, привораживающим нектаром…

— Можно я буду называть тебя Пат?

— Конечно, можно, если тебе приятней.

— У одного из героев писателя Ремарка была девушка, которую он очень любил, ее звали Пат — Патриция…

— У этой любви счастливый конец?

— Да, конечно, а как же иначе? — соврал я.

И тут вновь вмешалась пресловутая, холодная реальность. Я совершенно забыл о Марии. Но она, благослови ее, и только ее, Пресвятая Дева Мария, сама напомнила о себе.

Телефон зазвонил, как говорят в таких случаях, требовательно.

Здесь, у черта на куличках, звонок прозвучал нереально, будто с того света.

Я посмотрел на упругое оливковое бедрышко, на котором лежала моя рука, девушку, доверчиво прижимавшуюся ко мне, почти ведь приручил… Мелькнула мысль, может, не поднимать трубку? Но телефон надрывался, разрывая в клочья мое терпение.

— Yes! — сказал я.

— Это Мария!

— А, привет, — ответил я расслабленно, скосив глаза на Пат. — Ты еще в Паттайе?

Моя гостья сделала вид, что звонок ее не интересует, хотя сразу поняла, что я разговариваю с женщиной.

— Я внизу!

— Где внизу?

— Проснись, я в вестибюле твоего отеля!

Я потерял дар речи.

— Ты же должна была…

Она бросила трубку.

Пат вопросительно посмотрела на меня. От волнения я заговорил на русском:

— Eto moya zsena! — Пат, кажется, поняла. Тут я и по-английски вспомнил: — Это моя знакомая, она внизу.

Она вспыхнула, стремглав бросилась одеваться. Через пять секунд мы были одеты: долго ли в жаркий сезон.

Раздался убийственный стук. На Пат было жалко смотреть. Меня же стал разбирать смех. Ну какого черта, спрашивается, Мария оказалась здесь, а не в Паттайе? Неужто следит? На старого козла довольно простоты?

Я открыл дверь. Мария, насмешливо глянув на меня, вошла с видом хозяина положения. Я пошел следом, представляя, какое сейчас будет выражение лица новой гостьи.

— Да, я не теряю времени даром! — поспешил я опередить реакцию Марии.

— Я вижу, — даже не кивнув Пат, произнесла она. — Из какого борделя ты ее вытащил?

Бедная Пат напряженно улыбалась.

— Не хами. Эта девочка не сделала тебе ничего плохого.

— Зато тебе много хорошего. — Она кивнула на кровать, наспех заправленную.

— Ты никак приревновала? — поинтересовался я, закуривая. — Хочешь выпить?

Она промолчала, а потом ее как прорвало:

— Дурак ты, ничего не понимаешь в женщинах! Проводи меня! Она пусть остается…

Втроем мы молча вышли на улицу, сели в такси, дежурившее у входа. Мария села впереди, мы с Пат — на заднее сиденье. Я, стыдясь, незаметно протянул ей несколько долларовых бумажек. Она вспыхнула, отвернулась и что-то произнесла на своем языке. Через несколько минут она остановила машину и вышла, коснувшись на прощание моей руки. В полном молчании мы доехали до «Royal River».

— Гордая девочка, денег не берет, — заметила Мария, выходя из такси.

— Иные из «порядочных» проститутке в подметки не годятся.

— Зайдешь ко мне? Не бойся. Этого от тебя не потребуется… Надо поговорить.

Когда мне предлагают поговорить, я никогда не спрашиваю, о чем. Человека нельзя подталкивать или поторапливать. Раз он решил открыться в чем-то, лучшее — это набраться терпения и постараться понять, посочувствовать, вникнуть. Ведь так часто человеку нужно всего лишь, чтоб его выслушали. Мне вдруг стало неудобно за мои кобелиные похождения. Ведь когда такие девчонки, как Мария, решаются провести с тобой ночь, это не просто так, не игра, это очень важное, особенное, ко многому обязывающее… Мы ехали в лифте, она избегала смотреть на меня.

— Ты извини, что так получилось, — глухо сказал я.

— Да ничего… Я сама виновата. Не следовало приезжать без предупреждения. Мы ведь свободные люди…

Она открыла дверь номера, похожего на мой, прошла первой, я вслед за ней.

И что-то тяжелое, разрывающее обрушилось на мою голову…

Очнулся я, почувствовав, что на лицо мое, на воспаленные глаза льется вода, заливается в ноздри. Темный силуэт возвышался надо мной, именно он держал бутылку. Я лежал на ковре со связанными за спиной руками. Чувствовалось, что это хорошо вымоченный ремешок.

Слишком суровая расплата за «измену». Мария сидела в кресле и, увидев, что я очнулся, встала и вышла на балкон.

— Очухался? — услышал я знакомый голос с легким кавказским акцентом.

Шамиль сбрил бороду, постригся, короткие усики и летний костюм щеголевато дополняли друг друга. Он значительно помолодел и походил сейчас на былого сержанта Шому, а не на мусульманского террориста.

— Где документы?

— Какие документы? — прохрипел я, пытаясь подняться.

— Не придуривайся, командир! Такими вещами не шутят! Я тебя не застрелил в Первомайском, пожалел. Ну, а сейчас базара не будет. Или ты скажешь, где документы этой девчонки, или будет что-то страшное… Подумай, зачем тебе умирать? Ведь мы всегда неплохо ладили, все же вместе воевали в Афгане…

«Как же они догадались?» — с болью подумал я и тут же понял. Нет ничего проще… Последний, кто общался с Ксенией Черныш, был я, на ее похороны приезжал… Мария меня первая и вычислила… Ну, и гадина же! Нет ничего хуже доброты к униженному противнику. Все — игра, а теперь она отсиживается на балконе, нервишки бережет, не хочет, чтобы я прошелся по ее адресу черным матом.

— Что — смелый джигит, молчать будешь? — продолжил Шома.

Я не ответил и с тоской уже настраивался на негероическую смерть. В любом случае не отвертеться. Беспредельщики всесильны, их система непобедима, денежный бог — жизнь и смерть на одних весах. Скажу я правду или нет — меня уничтожат. Но если они прознают, что документы у Сидоренко — ему тоже не жить. Вот какую веревочку протянула мне с того света Ксения Черныш. Эх, слишком глубоко вошел в мои запястья ремешок, не разорвать. Ведь сам учил Шому Раззаева, как связывать пленных, чтобы они и не пытались освободиться…