Самоубийство по заказу - Фридрих Незнанский

Теперь можно позвонить и Косте.

– Это я, – сказал Турецкий, – есть предложение немного прогуляться. Ты не против, надеюсь?

А то на воздухе и не бываем. Дом да машина.

– С чего это ты вдруг?

– А захотелось. Пивка на лавочке попить, а, Костя?

Сейчас уже ничего нельзя исключить, возможно, что и Костин телефон прослушивается. А если «эти» призвали к себе на помощь и «конторских» людей, то могут и мобильники прослушивать. В смысле, истребовать распечатки переговоров с таких-то и таких-то номеров. Только их еще надо знать, эти номера. Поэтому с Костей Александр сейчас говорил со своего обычного, он был всем известен, включая и одну очень симпатичную девочку Алечку, которая, вполне возможно, именно сейчас и строит конкретные планы относительно того, каким образом проникнуть в квартиру к Саше, а еще лучше – прямо в кровать к нему. Но можно и на диване. Потому что потом расслабленные мужики, еще с библейских времен, – и уж это знает каждая умная женщина, – не умеют хранить тайн. Их мысли заняты другим – более конкретным и близким, а что может быть и ближе и конкретнее одновременно, этому женщин учить не надо… Жалко девушку…

На минутку всего и расслабился Александр Борисович, чтобы, ровно минуту спустя, пожалеть себя.

Первое, что он увидел, подойдя к своем синему «пежо», это проколотые оба передних колеса. Машина «присела», жалобно уткнув нос в бордюр тротуара. Ясное дело, заниматься немедленным ремонтом колес он не стал бы. «Запаска» была, но одной мало. Значит, и это следовало оставить в покое… А ребятки-то, кажется, обкладывают! Интересно, кто они? Точнее, чьи?

Ну, та серебристая «десятка», судя по номеру, который запомнил Филипп, принадлежала Павлу Молчанову из Главной военной прокуратуры. Но если первый раз «хвост» был инициирован Паромщиковым, то в пятницу – уже непонятно, кем. Поскольку Игорь и сам озадачился. А то, что Алечка прекрасно знала эту машину, и двух мнений нет, видно было по ее реакции. Так кому ж она служит, вот вопрос?

Турецкий рассмеялся: а может, пригласить сейчас сюда – ведь примчится! – да отодрать так, чтоб у нее, как у той козы из старого солдатского анекдота, от такого демарша «роги выпрямились»! И сходу затем «расколоть» девочку до самого донышка, пока ей собственное тело не подчиняется, а мозги и вовсе расплавленные?… Нет, себе дороже… Польстил, польстил Турецкий, юность вспомнил, забыв, что все проходит, как во-он еще когда уверял царь Соломон. А он-то знал это дело…

Но предпринимать что-то надо. И Александр Борисович отправился через арку на набережную ловить такси или «левака». Вот так и выходит: с колесами и – пешком. Сапожник без сапог…

Костя не понимал, в чем дело, но встретить на улицу вышел. Турецкий объяснил, Меркулов не поверил. Было желание отвезти его сейчас к себе и ткнуть носом. В открытую розетку. Вот только после этих раздраженных слов Сани и поверил. Но, видимо, не до конца, потому что сомнение продолжало светиться в глазах. Бедняга, худо быть, оказывается, честным человеком…

– Знаешь, что, дорогой мой друг? – сказал Турецкий, когда увидел, что его слова доходят-таки до сознания зама генерального прокурора, – не друга Кости, а именно так – чиновника. – Давай-ка ты «колись», все до конца рассказывай, если хочешь рассчитывать и на мою полную откровенность.

И Меркулов рассказал все, что знал, – от Федоровского, разумеется.

Военное лобби и в правительстве, и в парламенте очень сильно. Им факты типа писем с угрозами самоубийства совершенно ни к чему, особенно в момент, когда утверждается новый бюджет, да особенно перспективный. И скандал общественный – ни к чему. И эти солдатские матери уже давно плешь проели. Это ужасно, конечно, так говорить, но куда от правды-то? Более того, когда только возникло подозрение, что и письмо в Интернете, и самоубийство, словно выполненное по чьему-то заказу, – вытекают из одного источника, было принято жесткое решение не допустить слияния этих дел в одно производство. На каком уровне принято? Да какая теперь разница? Хуже другое, они теперь будут всячески препятствовать, возможно и запрещенными методами, вести дальнейшее расследование. И, если понадобится, без сомнения, пожертвуют и возможными, тем более, опасными свидетелями. Но имеем ли мы право рисковать ими?

Риторический вопрос Меркулова заставил Александра все-таки задуматься.

– Значит, оставим все, как есть? – спросил Турецкий.

– Зачем же? – не слишком вразумительно ответил Костя. – Я думаю, по мере… э-э, сил, надо довести дело о самоубийстве до конца.

– Ты имеешь в виду убийство?

– Ну… не будем играть словами.

– Это твое твердое решение?

– Ну, почему же мое? Есть и выше… начальство.

– А подсказать ему не хочешь? Я вот посоветовал Игорю, я имею в виду Паромщикова, предложить своему шефу прослушать записанный мной на пленку монолог матери Андрея. Ты-то вот не захотел, и я тебя понимаю, у самого сердце не на месте. И если такой номер пройдет, мне почему-то думается, что Степан может и рискнуть. Сделать вид, что в Интернете ничего не было, а вот очередное чепе в воинской части все ж таки расследовать надо, а то буча поднимется, и нешуточная. Газеты, телевидение подключить… Живой голос матери в эфире, представляешь, Костя? Ну, тут уж я, можешь быть уверен, не постеснялся в выражениях. Да и ждать теперь всего ничего – до завтра. А я горю желанием связаться с очень приятными мне людьми и предложить свои услуге газете в качестве комментатора. Никто ж мне не может этого запретить, верно?.

– Запретить не могут, – подтвердил Костя. – Могут заставить.

– А это мы посмотрим… Слушай, а что, у нас уже так сложилось, что, по существу, никому больше и верить нельзя? И нет кошки, страшнее каких-то генералов из Организационно-мобилизационного управления? Для которых цифра – и есть смысл жизни? Ну, и кошелька? И уродов-дедов, которых нарочно плодят наши доблестные командиры, чтобы держать молодняк в страхе и подчинении?

– Ну, ты скажешь!

– Костя, ну, я и скажу. Дайте мне только добраться туда. Я вам все скажу! И покажу на пальцах, – для неграмотных. А чтоб ускорить процесс созревания, я хочу проделать эксперимент. Ты как, можешь оставить меня сегодня на ночь у себя? Мне очень хочется проверить, кто сунется в квартиру?

– Ты уверен? – с легкой насмешкой спросил Костя.

– Вот и говорю: проверить. А часика через четыре, когда там, где я оставил очень хороших людей, наступит утро, я позвоню и посоветуюсь…

– Интересно, о чем?

– А когда лучше начать урок нравственности. Сразу или еще дать часок-другой, чтоб одумались?

– Шантаж, Саня…

– А с вами, вижу, иначе нельзя. У меня, между прочим, и независимый судебный медик приготовлен. На ходу. В любую минуту. Мне бы только постановление прокурора. Либо судьи, только не районного, сам понимаешь, с кем дело придется иметь. И пяток крепких ребят. Официальных. На предмет охраны здоровья. Было бы неплохо, наверное, договориться с военной комендатурой, чтоб ребят своих пяток подбросили. Тебе ж это совсем просто. Ты ж меня сам как-то с военным комендантом знакомил. Значит, корешите? Видишь, как ловко складывается? А всего-навсего и дел-то! Заглянуть с утречка к генеральному и показать ему то, что у тебя в сейфе хранится. И объяснить. А он – толковый юрист, сообразит. Многого ж не просим. Причем, что характерно, Костя, работаем под надежной крышей Главной военной прокуратуры. Нам же чужая слава не нужна, у нас и так – «Глория». Которая, как известно еще с латинских времен, сик транзит… Ага, Костя, проходит и не ждет. Ну, давай, будь человеком. Не для себя прошу…