Всё, что мы потеряли - Элис Келлен

жизни я искренне ответил на такой простой вопрос. Я так привык отвечать быстро «да», что потребовалось время, чтобы найти слова и выговорить их.

— Нет, я не в порядке.

— Черт, Аксель, иди сюда.

Он обнял меня, и я позволил ему это сделать. И я почувствовал, что у меня была поддержка, друг, старший брат. Нужно было завязнуть в болоте по самые уши, чтобы понять, что он был рядом всегда. Я вспомнил, что рассказал Лее, когда мы вскарабкались на мыс Байрон, о граффити, которые не замечал много месяцев. И меня снова потрясло осознание, что я упустил большой кусок своей жизни.

108 Лея

Я бы соврала, сказав, что не почувствовала боли. Что разлюбить несложно. Что не проводила все ночи в слезах, пока не засыпала без сил. Что разбитое можно склеить из множества маленьких осколков. Что мне казалось, как рука Акселя проникает сквозь мою кожу, сильно сжимает сердце, а затем отбрасывает его. Я бы соврала. Но по иронии судьбы самым худшим было потерять его. Да. Невыносимо осознавать, что парень, бывший рядом с моего рождения, больше не часть моей жизни. Что больше я не почувствую, как все переворачивается внутри от вида его шаловливой улыбки. Что он больше не пихнет меня локтем во время семейных обедов. Не придет посмотреть на мои картины. Не принесет подарок на день рождения, что я больше не услышу его сиплый смех на какую-нибудь глупость Оливера, которую понимают только они и больше никто. Что он больше не будет любовью моей жизни, недостижимым, способным уничтожить меня одним взглядом.

Больше нет.

Декабрь (лето)

109 Лея

Пока Оливер в тишине вел машину, я любовалась пейзажем за окном и глотала слезы, понимая, что больше мне некуда возвращаться. Байрон-Бей перестал быть нашим домом, потому что там почти ничего не осталось. Нгуены пообещали навещать меня в университете, нужно им позвонить, если мне что-то понадобится, сказали, что все уладится… но часть меня знала, что нет. Некоторые вещи меняются и не могут стать прежними. Возможно, иными. Это да. Но не такими же. Если бы жизнь была пластилиновым шариком, который можно изменять, вылеплять из него что-нибудь такое, чтобы грусть и разочарование не оставляли отметин.

Брат припарковался напротив мебельного магазина в Брисбене и взял меня за руку. Я задрожала от решительности и уверенности этого жеста.

— Пойдем, крошка, улыбнись.

Прошло уже почти два месяца с тех пор, как я видела Акселя в последний раз в начале ноября, но мне казалось, что пролетела вечность. Я все еще расстраивалась, что брат не понял меня, но еще хуже, что он во многом был прав. Слишком многом. В жутких вещах, которые я не замечала, пока меня не заставили. Даже со своими недостатками Аксель казался идеальным, я превозносила его, с детства смотрела на него снизу вверх. В последнее время я о многом передумала и поняла, что, возможно, в нем есть не только изогнутые линии, точные и аккуратные, но и острые грани и затемненные углы. Я не могла выкинуть из головы фразу, которую он мне прошептал на ухо в ту ночь, когда вернулся с красными от поцелуев другой губами: «Знаешь, в чем твоя проблема, Лея? Ты всегда остаешься на поверхности. Ты смотришь на подарок и видишь только блестящую обертку, не думая, что под ней может скрываться что-то гнилое».

— Ты могла бы мне немного помочь, — сказал Оливер, подойдя к окну пассажирского сиденья.

— Иду. — Я вышла из машины.

Я взяла ручную кладь, а брат — два тяжелых чемодана. Над улицами, полными незнакомцев, нависало синее полуденное небо. Я не могла отогнать воспоминание, что именно в этом городе Аксель впервые по-настоящему поцеловал меня, без моих просьб, пока мы танцевали под The Night We Met, а потом изучали друг друга руками в туалете бара. Я глубоко вздохнула, подняла взгляд к кампусу, который теперь станет моим домом, потом уставилась на мебельный магазин напротив и… почувствовала необходимость. Это была вспышка.

— Можешь… подождешь меня секунду?

— Прямо сейчас, Лея? Я поднимусь пока, — ответил Оливер.

— Ладно. Я быстро.

Я зашла и пошла прямиком к стойке. Я могла бы погулять по залам, полным красивой мебели, но я увидела то, в чем нуждалась, на витрине, и больше ничто меня не интересовало. Я спросила цену у продавца, засомневалась, услышав цифру, но последовала за порывом и спустя минуту зашла в общежитие, ударившись о входную дверь. Я вскрикнула от боли.

— Ты с ума сошла? — появился мой брат.

— Нет, просто… оно мне понравилось. Очень.

— Черт, Лея. Дай сюда.

Оливер взял его у меня из рук и загрузил в лифт. Мы поднялись на второй этаж. Нас встретил длинный узкий коридор с синими дверями. Номер моей комнаты 23. Точно такая, как и на фотографиях, по которым мы выбирали ее: маленькая, с одной кроватью, письменным столом, шкафом и ванной, в которую едва ли могли поместиться двое, но это неважно. Я открыла крошечное окно, чтобы проветрить помещение, и положила сумку на стол.

— Куда поставить его? — спросил Оливер.

— Туда, к стене. Прислони.

— А можно узнать, зачем ты купила зеркало? — У него тряслись руки, когда он ставил его так, чтобы оно не упало.

— Не знаю. Оно мне понравилось. Красивое.

«И я хотела видеть себя настоящую каждое утро».

Оливер понял, что я оставила при себе то, что думаю, но не стал настаивать и помог мне повесить одежду в шкаф. Мы провели весь вечер вместе, и ближе к отъезду брата я почувствовала пустоту внутри, которая становилась все больше и больше. Я боялась остаться одна. Боялась, что споткнусь, упаду и рядом не будет никого, кто поможет мне подняться. Боялась остаться наедине со своими мыслями, разворошить их и столкнуться с чувствами, которые стучали и требовали выпустить их наружу.

До начала занятий в университете оставался целый месяц, но Оливеру нужно было возвращаться на работу, и он решил, что мне нужно привыкнуть к городу и людям, с которыми я