Инициация - Лэрд Баррон

В смехе Коннора Волвертона слышалось неподдельное удивление. Он взглянул налево и произнес:

– Ну что, все прошло не очень гладко, мм? Что будем с ним делать?

Рамирес (переименовавший себя в Бёртона) появился из темноты, словно паук, выползающий из засады. Его лицо съехало набок, и Дон узнал его лишь по лётному комбинезону. Он пошевелил своими чересчур длинными пальцами, приветствуя Дона:

– А я придумаю что-нибудь веселенькое, – произнес он сквозь вертикальную щель рта и бросился вперед с сумасшедшей скоростью.

Неудивительно, что ему пришлось сегодня ходить в шлеме и укрываться в тени деревьев, – эти Создания Тьмы, видать, совсем плохо переносят прямой солнечный свет. Дон застыл на месте и в последнюю секунду прыгнул навстречу Рамиресу, пытаясь разбить ему череп окровавленным камнем. Ему не удалось.

Рамирес перехватил руку и сжал его в объятиях, источая зловонное дыхание. Его язык вывалился наружу, толстый, бледный, как поганка, покрытый блестящей слизью. Когда этот мерзкий язык проник Дону в рот, а затем и в глотку, Рамирес хмыкнул. Мы знали, что ты откажешься от нашего предложения. Все Мельники одним миром мазаны. Ничему не учитесь, никогда не меняетесь. Загляни-ка Тьме в лицо, Донни, мой мальчик. Увидимся через тридцать лет.

Дона словно парализовало, а язык тем временем проникал все глубже и глубже, пока не защекотал его внутренности. В эти мгновения ужасной агонии больше всего на свете Дон хотел умереть или хотя бы потерять сознание, но ему в этом было отказано. Он прочувствовал каждую секунду этого изощренного, чудовищного насилия. Наконец, брызнув желчью, монстр втянул язык обратно, и Дона вырвало. Он издал яростный крик, а Рамирес только ухмыльнулся с нечеловеческой злостью и швырнул Дона в яму на полу.

Это был долгий полет.

Пока Дон, которому удалось спастись от неведомого существа, с ухмылкой выползшего из дольмена, в полубессознательном состоянии лежал в ночном лесу, перед ним проплывали видения. Ему снилось, как он, задыхаясь, заглатывает язык Рамиреса; как этот подонок бросает его в яму на дне пещеры и Дон парит, невесомый и бесформенный, приближаясь не ко дну подземного озера или неизведанной пропасти, а устремляясь в открытый космос. Он несся все быстрее и быстрее, оставляя за собой все новые скопления звезд, давно вырвавшись за пределы горизонта обозрения могучего телескопа «Хаббл». Астральная проекция Дона направилась к смоляной капле, чернеющей меж звездных искр, и по мере его приближения капля превращалась в ужасающее гигантское пятно, превосходящее размерами несколько Солнечных систем; небольшая независимая галактика, по которой прокатывались бурлящие волны. Этот подвижный сгусток состоял из множества выпотрошенных и пустотелых мертвых миров.

Внутри этих бесплодных полых планет, на огромной глубине, царила тьма. Полости в центре заполняли моря теплой крови. Дети Старого Червя, чьи имена звучали в голове Дона неразборчивым рычанием, обитали в этих кровавых морях; извиваясь, они ползали по берегам из алмазно-твердых костей и по миллионам тоннелей, вырезанных из кости и выложенных костью, добытой из бесчисленных жертв со зрелых зелено-голубых планет вроде Терры.

Дети, похожие на огромные зловонные курганы, сочились слизью и содрогались, и даже во сне Дон благодарил Бога за то, что он видит их только мельком. Твари из ночных кошмаров: омерзительные личинки, наделенные огромным интеллектом и неизмеримой злобой, надевающие плоть и позвоночники людей и зверей, чтобы защитить себя от солнца и обрести способность ходить, а не ползать.

За несколько секунд до пробуждения Дон увидел, как парит обратно в направлении Земли. Призрачный и невидимый, он проплыл сквозь события, которые в один прекрасный день будут описаны в детских сказках и станут легендой.

Карлик прибыл ко двору глубокой ночью как раз в новолуние. Низкорослый и уродливый, с выпученными глазами, крючковатым носом, одетый в потрепанную шкуру волка из Черного леса, он шел хромающей и подпрыгивающей походкой. У него были ноги калеки, а одна в придачу еще и косолапила. Он ухмылялся и скалился в засаленную бороденку, осыпая насмешками сопровождавших его солдат, не обращая внимания на их мечи и грозные взгляды. Все солдаты до единого были бы счастливы утопить злобного карлика в баке с водой или раскроить ему башку мечом.

Карлик заявился в столицу, чтобы вернуть себе кровавый долг – перворожденного сына самой Королевы. Когда-то он помог Королеве обвести вокруг пальца Короля, внушив ему, что она умеет прясть золото из соломы, а теперь настал час расплаты. Конечно, взойдя на трон и почувствовав, что носит под сердцем дитя, она пыталась разорвать заключенное с ним соглашение. Изобретательный, как дьявол, Карлик согласился расторгнуть сделку, если она сумеет за месяц узнать его имя. Королева разослала шпионов, верных придворных и наемных убийц во все концы королевства и приказала выведать имя маленького монстра любой ценой – будь то лесть, обман, золото или пара раскаленных кочерег. Месяц подходил к концу, а все ее гонцы вернулись ни с чем, кроме ее доверенного лица – хитроумного конюшего и бывшего любовника, которому Королева по восшествии на престол даровала придворный титул. Конюший воздал сторицей за ее доброту – он выследил маленького ублюдка в горах, когда тот выплясывал вокруг костра и, посмеиваясь, похвалялся перед ведьмами и демонами, что Королеве, этой тупой корове, и за миллион лет не догадаться, что зовут его Румпельштильцхен. И так далее и тому подобное.

Стражники доставили Карлика в личные покои Королевы. В комнате царил полумрак. Королева, облаченная в зимний наряд, ждала его в одиночестве. Она была бледна от страха и мрачно сжимала губы. Их обмен любезностями был увековечен в сказках, хотя его непристойные реплики, которыми он дразнил Мельникову дочь, изображающую из себя королеву, и странные упоминания о сделке с дьяволом и о Созданиях Тьмы, живущих где-то далеко среди звезд, никогда никем не упоминались.

Когда Королева наконец собралась с духом и произнесла имя уродца, начали происходить удивительные и страшные вещи – бóльшая часть которых тоже не вошла в известные версии детских книжек.

Сначала замигали и едва не погасли светильники.

Несметное множество детей вошло в дверь комнаты, выползло из-за портьер и выкарабкалось через решетки в полу. Вблизи оказалось, что это не дети: от них исходил нездоровый влажный блеск, как от существ, живущих под землей, а в их неуклюжих движениях таилось что-то зловещее. Они напоминали личинки червей с недоразвитыми конечностями и личиками. На каждого из стражников навалилось по двое этих существ. Со стражей было покончено быстро: крики сразу оборвались, а их тела перетащили из комнаты в вентиляционные шахты.

В полумраке покоев Румпельштильцхен увеличился вдвое, а потом еще раз вдвое. Пропорции его уродливого тела не изменились, но он стал огромным, как Голиаф, высотой в три человеческих роста. Со смехом он подтвердил, что шпион Королевы действительно застал его во время отправления ритуала. Однако Румпельштильцхен это вовсе не его имя – так звали какого-то никчемного карлика, которого он замучил и освежевал когда-то давным-давно. Как бы там ни было, договор остается договором. Он схватил Королеву, которая попыталась убежать, поднес ее ко рту и с хрустом откусил ей голову.