Идущие в ночь - Владимир Васильев

Не знаю. Потому что ни один из оборотней, про которых я слышала, до старости не дожил.

Как бы то ни было, влюбляться в мужчину, который сможет по-настоящему обнять меня только в следующие Смутные дни — нет уж, хренушки. А жаль. Мы бы всегда понимали друг друга… наверное. Во всяком случае, лучше, чем нас способны понять люди. Я вспомнила крепкие руки Одинца, прикосновение его губ к моим губам и стремительный сдвоенный стук наших сердец. Да, жаль.

Вот если бы уметь менять облик не по велению Солнечных Близнецов, а по собственной воле…

Мда-а, ну я и размечталась! Жизнь — это всё-таки жизнь, а не сказка про курицу с золотыми пёрышками. Даже если на пути и встречаются говорящие пеньки и легендарные хоринги.

— Эй, Корняга, чего умолк?

— Пора бы на привал остановиться, — скрипуче пожаловался корневик. — Все сучья болят. Со вчерашнего полудня без отдыха едем. Вечером в меня стрелу всадили, а вытащили только сегодня.

— Тебе-то что? — изумилась я. — Ты ж деревянный.

— Деревянный, но чувствительный, — самолюбиво проскрипел Корняга.

— Ладно, — согласилась я. — Привал.

Вулх бесшумно вынырнул из кустов, посмотрел, как я рассёдлываю жеребца, и снова скрылся в кустах. В следующий раз он появился на выбранной мною для привала полянке с тушкой молодой косули в зубах.

— Вот это добыча, — уважительно сказала я. — Силён ты, брат анхайр.

Вулх приосанился. Вороной жеребец с огорчением покосился на нас, хищников, и отошёл в сторонку — мол, там подальше кусты повкуснее. Точно так же вёл себя Корняга в отсутствие вулха, когда я развела костёр. Как только затрещали первые щепочки и пошёл дымок, корневик боком-боком отодвинулся на самый дальний наветренный край поляны. А когда разгорелось жаркое пламя, почти прозрачное в красном свете Четтана, Корняга буркнул: «Пойду разных травок-корешков поищу» и исчез.

Вернулся он только тогда, когда косуля уже зажарилась, и я затоптала костёр. Пенёк притащил целую охапку лесной черемши и пучок сладковато-пряных корней фаррея, к которым я отнеслась с большим одобрением — а анхайр с неменьшим равнодушием.

Расправившись с изрядной частью косули, мы некоторое время валялись на поляне. Говорить не хотелось. Двигаться тоже было лениво. Наверное, именно лень натолкнула меня на мудрую мысль. Рассказчик-то из Корняги сомнительный, а вот не сможет ли он поработать почтовым голубем — в смысле пнём? Кхисс говорил, что память у корневиков хорошая. Пока что Корняга успешно подтверждал его слова.

— Слышь, Корняга? — окликнула я корневика.

Пенёк блеснул на меня чёрными смородинками глаз:

— Слышу.

— Сумеешь мои слова запомнить и завтра Одинцу передать?

— А как же!

— Тогда скажи ему вот что, да не перепутай. На пути к У-Наринне мы непременно должны разбудить пять стихий: воду, огонь, землю, воздух и железо. Если мы не пройдём все пять вех, то стражи Каменного леса нас не признают и не пропустят. Я знаю от хоринга, что воздух Одинец разбудил ещё в Запретном городе. Веху воды мы тоже уже миновали. Осталось три стихии: земля, железо и огонь.

— Может, огонь не надо? — робко скрипнул Корняга.

— Ты, главное, передай что велю, — сурово сказала я. — Что надо, что не надо — это не нами заведено. Всё запомнил?

— Слово в слово, — скрипуче вздохнул корневик.

— Повтори!

Убедившись, что Корняга ничего не перепутал, я с сожалением поднялась и подозвала Ветра. Пора было продолжать путь. До светлой У-Наринны было ещё далеко.

Лес по обе стороны просеки постепенно редел, и по просветам впереди стало заметно, что мы вскоре выедем на открытое место. Четтан переполз через зенит и начал медленно спускаться по небосклону. Корняга спал у меня за плечом, вулх шнырял где-то среди деревьев. А Ветер резво бежал вперёд, и каждый шаг приближал нас к У-Наринне. Я даже стала думать, что этот день, который начался так необычно и страшно, закончится вполне спокойно.

Проснувшийся Корняга завозился у меня на спине, взбираясь повыше.

— Что это, госпожа? — с любопытством спросил он.

И только тогда я поняла, что мой слух уже давно тревожат отдалённые звуки, которые я не могу истолковать. Что-то в них было неправильное, неуместное. Но что? Чтобы ответить, нужно было понять, что это такое.

— Не знаю, — сказала я. — Доедем — поглядим.

Источник звука лежал в точности на нашем пути. Может, лучше будет сделать крюк и объехать его стороной? Неведомое всегда таит в себе опасность.

Вороной вынес меня на опушку леса, и я натянула поводья, придерживая его. Перед нами снова расстилалась бескрайняя равнина, залитая горячим красным светом Четтана. Жеребец радостно заржал. Я знала, что ему не по нраву ни горы, ни леса. Больше всего Ветер любил широкую степь, по которой можно мчаться наперегонки с небесным тёзкой.

Степной ветер словно услышал его зов. Налетел порывом, принёс с собой запахи разогретых солнцем трав. А ещё он донёс до нас тот самый звук, который я не смогла распознать в лесу.

Это был колокольный звон.

Я в ужасе выпустила повод и вцепилась в гриву коня. Неужели мы вышли к проклятой Сунарре?! Неужели нам так и не удалось уйти, а всё, что случилось с тех пор — обман, морок? И обретённое мной чувство пути, которым я так гордилась до этой минуты, тоже обман?

Ветер налетал порывами, и колокола были слышны то тише, то громче. Я прислушалась, но так и не смогла понять, что они отбивают. Ясно, что не полдень, потому что полдень уже миновал. Но и на ежечасный этот звон не похож — слишком долго и замысловато. Пожар? Потоп? Начало ярмарки? Мор? Коронация? Бред какой-то…

Я решительно взяла поводья в левую руку и легонько хлопнула коня по крупу, давая знак трогаться. Правую руку я положила на рукоять хадасского кинжала.

Непохоже, чтобы впереди была Сунарра. Тамошние колокола звонили каждый час, звонили скупо, размеренно и уныло. Звуки, которые доносил до меня горячий ветер, не были похожи на тусклое бряканье сунаррских колоколов. А других городов в Диких землях быть не должно. Возможно, то, что нас ждёт, окажется похлеще Сунарры. Но я уже начала понимать, почему путь в У-Наринну не может быть лёгким.

Вороной радостно взял с места в галоп, и воздух засвистел у меня в ушах. Вулх серой тенью стелился вровень с конём. Я закрыла глаза, положившись на внутреннее чувство направления. И открыла их только тогда, когда Ветер неожиданно остановился.

Перед нами, одна-одинёшенька посреди голой равнины, высилась Неспящая башня. Вокруг неё не было ни города, ни даже каких-нибудь развалин. Помнится, когда на третий день пути я оказалась в Запретном городе, именно увидев Неспящую башню, я поняла, что это всё-таки город. Потому что каждый ребёнок знает, что не бывает города без Неспящей башни.