Смятение - Элизабет Говард

– Мне отправить твои письма?

– Они не мои. Это Доллины. Она пристрастилась писать всем своим подругам девических лет, некоторые из которых повыходили замуж, только я не помню, за кого, а большинство же уже умерли. Смотри-ка! Мейбл Грин, Констанс Ренишоу, Мод Пембертон – иногда она даже адрес не указывает!

– Это занимает ее и радует, дорогая.

– Так ведь никто не отвечает! А она спрашивает меня… по нескольку раз за день… нет ли ей писем. Такая жалость подступает, что появляется ощущение, будто я должна написать. Очень надеюсь, дорогая, что старость меня не одолеет и я не стану для тебя причиной такого рода волнений.

Рейчел ее разуверила, потому как, разумеется, думала она про себя, шагая по дорожке, а потом вниз по холму к почтовому ящику, никакого иного занятия у нее нет. Но факт есть акт: доля стариков в доме начинает превышать долю молодых и деятельных. Всех что-то донимает. У Эллен ревматизм постепенно усилился настолько, что она уже с трудом ходила вверх-вниз по лестницам и, в общем, вряд ли достаточно расторопна с детьми, поручаемыми ее заботам. У миссис Криппс плохо с ногами, даже плотные эластичные чулки, которые она теперь носила, лишь держали в узде ее варикозные вены, и Дюши жила в непреходящем страхе, что в одно утро домашних дел та объявит, что ей больше невмоготу. Макальпайн не только истерзан артритом, но вдобавок потерял практически все зубы и, поскольку отказывается носить изготовленные ему протезы или хоть как-то ограничивать себя в выборе еды, страдает от постоянных приступов тяжелого несварения, которые делают его еще более невоздержанным. Бриг, помимо слепоты, все больше слабел грудью, что вовсе не уменьшало его пристрастия к сигарам, от которых он и не думал отказываться, зимой его регулярно укладывал в постель бронхит, дважды у него случалась пневмония, и тогда лишь новое чудодейственное лекарство M&B спасало ему жизнь. Дюши, казалось, хранило чудо: несмотря на возраст (ей в этом году исполнилось семьдесят четыре), волосы ее оставались темно-серыми, а спина прямой, какой и была всегда, но, как заметила Рейчел, она стала легче огорчаться из-за мелких трудностей и неурядиц домашней жизни военного времени. Мисс Миллимент (ее возраста не знал никто, но Рейчел с Вилли подозревали, что он уже перевалил за восемьдесят), казалось бы, весьма неожиданно, сделалась глуха и много сил тратила, чтобы скрывать такое свое состояние. Она, конечно же, тянула свою лямку, уча младших детей по утрам и читая Бригу днем, зато сразу же после ужина она ложилась спать и зачастую в постели же проводила утро воскресенья. Она по-прежнему семенила повсюду легкой неровной походкой, но Рейчел уже замечала, как порой гримасы искажали ее лицо, когда мисс Миллимент наталкивалась на мебель, словно бы что-то (возможно, ее ноги?) причиняло ей боль. В доме по-прежнему содержались четверо детей: Уиллс, Роли и Джульетта соответственно шести, пяти и четырех лет, от которых помощи в текущих делах ждать не следовало, хотя все они получали задания от Эллен, и еще Лидия, которая, достигнув возраста тринадцати лет, предпочитала по-своему проводить время в ходе учебы, хотя все еще играла с Невиллом, когда тот приезжал домой. Нельзя было и надеяться, что она стала бы выполнять одну и ту же домашнюю работу два дня подряд. Между старыми и малыми располагались Вилли, ставшая совершенно незаменимой, Тонбридж, исполнявший несколько мелких обязанностей, необычных для шофера (он с большим удовольствием побелил кладовку для миссис Криппс, но просто ненавидел любую работу по уходу за лошадьми, которые попросту ввергали его в ужас, но после того, как умер бедолага Рен, лошадей надо было либо кормить и поить, либо усыпить, о чем Бриг и слушать не желал). От Зоуи пользы немного, но и спрос с нее невелик, Рейчел сочувствовала ей, замурованной в деревне при ужасной неопределенности с Рупертом. Какое-то время она работала в санатории для выздоравливающих неподалеку от их дома, но почему-то перестала, а ныне зачастила в Лондон к какой-то переехавшей в столицу замужней подруге, оставляя при этом Джульетту на Эллен. Рейчел не могла не чувствовать, что это немного эгоистично, хотя и выдумывала всякие оправдания, позволявшие Зоуи (ведь ей еще и тридцати нет) хоть немного повеселиться и быть совершенно вправе иметь подруг за пределами семейства. И все же Джульетта сама по себе не была подарком для Эллен, а Зоуи, когда возвращалась из своих поездок, спала по утрам гораздо дольше и зачастую уверяла, что слишком устала, чтобы вести детей на дневную прогулку.

Что ж, у них все еще есть бесценная Айлин и Лиззи, кому приходится помогать в домашних делах, когда она не работает с миссис Криппс, – эти куда лучше некоторых. «И я стараюсь изо всех сил, – думала она, – и смогла бы куда больше, если бы не проклятая спина». На деле трудно было бы загадывать, насколько больше могла бы она успеть за день, даже если бы со спиной было все в порядке. Она ухаживала за тетей Долли, которая уже подходила к тому периоду, когда при сохранявшейся подвижности и почти полной потере памяти она превращалась в объект постоянного беспокойства, а порой и серьезного риска. С недавних пор у нее появилась привычка вставать ночью и бродить по дому. Она ударила в гонг к завтраку в четыре утра, объяснив это тем, что, когда она звала, никто из слуг не пришел, а она была голодна. В такое время года она вполне могла прогуляться по подъездной дорожке: собиралась встретить кого-то, объясняла она, но они не приехали. От этого она расстраивалась до слез, правда, чтобы утешить ее, вполне годилась карамелька. Рейчел с Вилли по очереди поднимали ее утром с постели, а сводить старушку вниз, в малую столовую, было, по выражению Вилли, равносильно передислокации батальона. Ей непременно нужен был запасной жакет, книга, которую, по ее уверению, она читала, ее бювар, ее мешочек для работы, ее шлепанцы на тот случай, если туфли станут слишком жать, шляпа на случай, если она выйдет на солнце, и очки. Приходилось отвязывать от кресла, на каком она сидела у себя в спальне, ее ножницы для вышивания и привязывать их к соответствующему креслу внизу. Если держать ножницы привязанными, то их никогда не потеряешь, не уставала она пояснять. Когда, почитав в «Таймс» объявления о кончинах, она, если везло, принималась работать иголкой с ниткой, ее можно было на время оставить. В невезучие дни она принималась бродить, и для человека, чьи движения были неспешными и трясущимися, всегда, казалось, проделывала очень дальний путь. Всем детям было велено: увидев бабушку, сказать ей, что ее незамедлительно хочет видеть Китти, и проводить домой.

Медленно вышагивая обратно в горку, она раздумывала о том, что Долли, должно быть, очень близка к концу жизни, еще и потому, что со смертью Фло не так-то много осталось в жизни того, ради чего ей стоило жить. Она на два года старше Дюши и на пять лет моложе Брига. Но в каком бы порядке это ни произошло, все они умрут в последующие несколько лет, думала она. «И тогда меня оставят. Тогда я смогу уехать и жить с Сид». Смутно она сознавала, что эта возможность обратилась скорее в утешение, нежели в цель, и пустила по ветру скромное свое ожидание. Стоял теплый и очень ветреный день – совсем не июньская погода. Понедельники всегда были довольно пасмурными, когда рано утром Эдвард с Хью отправлялись в Лондон на работу. На дорожке она встретила Тонбриджа, катившего к ключу тележку, полную пустых бутылей, которые предстояло заполнить питьевой водой. На нем были кожаные гетры, делавшие лишь заметнее, до чего маленькие и кривые у него ноги, серые шоферские бриджи и рубашка без воротничка с закатанными рукавами. Когда-то он и представить себе не смел о появлении перед кем-то из семейства в таком беспорядке, он и сейчас не подумал бы везти их в машине, не будучи одетым по полной форме, учитывая же дела, какими ныне ему приходилось заниматься (в нормальных условиях они никак не вязались с его обязанностями), он никак не мог трепать ради них свой отличный френч. Сейчас же, после того, как она пожелала ему доброго утра, он ответил на приветствие глуповатой улыбкой застигнутого за унизительным делом. «Что бы мы без вас делали!» – воскликнула она и заметила, как чело шофера от удовольствия расцвело цикламенами. Мать его не очень-то была с ним ласкова, подумала она, а потом еще эта ужасная жена. Ходили слухи о разводе, и Лидия говорила, что он, похоже, сильно глаз положил на миссис Криппс: «Я видела, как он обнял ее за талию. Не всю талию обнял, этого бы ни у кого не получилось, но вполне достаточно».