Вчера будет война - Сергей Буркатовский

– С учетом ранее понесенных потерь мы предполагаем, что объединенная танковая группа Гудериана будет насчитывать до двухсот танков. Кроме того, хотя немецкие пехотные дивизии и понесли серьезные потери, их потенциал в прорыве нашей обороны далеко не исчерпан. Прошу также отметить большое количество разгружаемой полевой артиллерии. С аэродромов в районе Смоленска их смогут поддерживать до четырехсот бомбардировщиков под прикрытием истребителей.

– Серьезно. Вы в состоянии остановить их, товарищ Рокоссовский?

– Полагаю, да, товарищ Сталин. Хотя и с трудом. Это – весомая гиря на их чашу весов. Двести танков – это очень много. Конечно, у нас достаточно много противотанковой артиллерии, но ее маневренность по такому снегу крайне ограничена. К счастью, на снегу маневренность немецких танков также оставляет желать лучшего. Мы перекроем наиболее явные направления, в частности дороги, но в случае если им все-таки удастся осуществить маневр танковыми частями вне дорог, они будут выигрывать темп. Конечно, мы оттянем часть танков ударами на смежных участках фронта – но для отражения действительно опасных прорывов сил у нас пока не хватит.

– Значит, тогда у нас останутся только?..

– Так точно, товарищ Сталин. Танки против танков. Это плохо, это неправильно – но это так. И тут уж кто кого переманеврирует.

– Плохо. Насколько я помню, у границы они пе-ре-ма-неврировали нас, – Сталин произнес это слово почти по складам, – вчистую.

– Мы уже не те, – заметил приглашенный на совещание Федоренко.

– Вы – да, – Сталин был согласен, танкисты действительно многому научились. В том числе и у незваных «учителей», – но танковые операции – это не только лихие атаки. Это прежде всего снабжение. Кому страшны танки без снарядов и без горючего? Как у наших танкистов со снабжением, товарищ Василевский?

– Хорошо, товарищ Сталин.

– Вы уверены? Товарищ Рокоссовский, ваше мнение, вам воевать.

– Мы потеряли очень много машин, товарищ Сталин. И автотранспорта не хватает всегда.

– Значит, и сейчас не хватает. Товарищ Василевский, что можно сделать? Запчасти, бензин, масло?

Весьма показательно, что в общей массе первых американских поставок преобладали нефтепродукты: из всего количества грузов (186 144 тыс. т), отправленных в СССР с 22 июня 1941 г. по 30 сентября 1941 г., они составляли 78, 4 % (145 996 тыс. т).

В. Н. Косторниченко. «Нефть в системе ленд-лиза: нефтяной союз СССР и США в годы Второй мировой войны»

– Тихо! Идут!

Андрей вжался в снежную толщу, невидимый под выменянной у медсестрички в госпитале белоснежной простыней. Вот и пригодилась. А хотел на тряпки пустить. Две черных хохочущих над чем-то непонятным фигуры прошли в пяти метрах. Чиркнула зажигалка, ветер донес запах немецких сигарет. Затем скрип шагов под сапогами затих вдали.

– Вперед!

Они перескочили через тропку, занырнули за ощерившийся голыми прутьями кустарник и снова плюхнулись в снег. В ста метрах левее застыли черные туши танков, ходил часовой. Оба медленно и осторожно поползли к невысокому штабелю бочек, из-за которого доносилось тихое посапывание.

– Дрыхнет, скотина.

– Тихо! – Посвистывание прекратилось, бесконечно долгую минуту Андрей обливался холодным потом. Затем на смену посвистыванию пришел богатырский храп. Теперь ак-ку-рат-но!

Они закатились под самую стену бочек. Остро воняло горючим.

– Здесь!

Отогнув угол брезента, Андрей нащупал ряд квадратных жестянок. Оно! Теперь главное не загреметь.

– Взял?

– Ага. Я тоже. Уходим.

Ползти с двумя пятикилограммовыми банками было неудобно, но другого выхода не было. Пропахав метров двести снежной целины, Андрей ухватил ползущего впереди напарника за пятку.

– А?

– Все, вставай. Тут уже наши.

Оба оглянулись, затем медленно поднялись. Тут же из-за елок раздалось грозное: «Стой! Кто идет?»

– Чеботарев, Синицын!

– Ага. Достали?

– А то! Американское! – продемонстрировал Андрей надпись «Shell» на боку тяжелой жестянки.

– С ума сойти. Ладно, как договаривались – две нам, две вам. Да, мужик, ты силен. Ну, давай пять. Пассатижи – с меня.

– Пассатижи и набор напильников. Уговор дороже денег.

– Вот же черт памятливый. Присылай Рустама.

– В пехоту спишу! Грязь месить! – В гневе комбат был страшен, Давид вместе со всеми благодарил судьбу, что не попал в злосчастный караул.

– Раззвиздяи! – продолжал разоряться Жилин, размахивая пустой жестянкой из-под американского масла.

– Какие-то шоферюги задроченные обвели лучший танковый батальон Красной Армии вокруг пальца! И посмеялись еще – пустые банки аккурат вдоль дорожки вывесили. С благодарственной, мать ее, запиской! И-лю-стри-ро-ван-ной! Ни в грош не ставят, засранцы. И поделом! Грош за вас только на ярмарке в базарный день предложат. И то с перепою. В общем, так, – Жилин бросил банку на снег, смял в кулаке листочек с «благодарственной запиской», рассерженным медведем прошелся взад-вперед.

– Будь у меня возможность – лично бы заставил тебя, Ляховский, у каждой каракатицы автобата щупом масло проверять. И тех орлов, у кого наше масло обнаружил бы, взял бы вместо вас. Потому что мне лихие ребята нужны во как! А вас, долбодятлов – вместо них, за баранку! Но поскольку, на ваше счастье, завертелось – по машинам! И если воевать будете так же, как караулы нести, – похоронки на себя можете писать заранее. Немцы – не я, раздолбайства не прощают. Все всё поняли? Р-разойдись!

Пробегая мимо комбата, Давид испытал сильнейшее желание хоть краем глаза взглянуть на записку с карандашным рисунком. Но попасть под раздачу находящегося в дурном расположении духа майора было не лучше, чем под фланговый огонь батареи «восемь-восемь».[22]

Жаль.

Давид пробежал мимо полуторки, которую заводил «кривым стартером» водитель в относительно чистом по меркам шоферской братии ватнике. От спины шел пар. Вспомнился Андрей – тот тоже умудрялся сохранять вид даже посреди грязюки. Но времени остановиться и поговорить, естественно, не было, а водителю, ясно дело, было не до «мазуты» – поди-ка заведись ручками на морозе. Разве что на американской смазке…

– Нашли?

– Нашли, товарищ Сталин. Жив-здоров. После выхода из окружения был направлен в 232-й отдельный автобат Западного фронта.

– Почему сразу не сообщили?