Кровь и лед - Роберт Мазелло

Под сводами церкви каждый их шаг по каменному полу отдавался гулким эхом.

Перед ними предстали ряды деревянных скамеек, на которых то тут, то там лежали истлевшие псалтыри. Синклер взял одну из книг, но те несколько слов, которые были различимы, оказались не английскими. Синклер предположил, что молитвенник написан на каком-то из скандинавских языков. Он бросил его на пол, и Элеонор инстинктивно подобрала книгу и положила на лавку. Стены и зияющая дырами крыша были сбиты из ровных деревянных досок, выхолощенных безжалостной стихией до такой гладкости, что узоры и сучки на их поверхности бросались в глаза не хуже винного пятна на льняной скатерти. Был здесь и алтарь, который представлял собой простой стол на козлах. Позади него, прибитый к стропильным балкам, висел грубо выструганный крест. Элеонор не двинулась с места и отвела глаза в сторону, но Синклер смело прошел по проходу и встал у алтаря. Воздев руки к небу, он провозгласил, как будто представлялся какому-нибудь эсквайру, который пригласил его на охоту:

— Вот я и прибыл!

Его голос отразился от стен и под аккомпанемент завывания ветра, который проникал сквозь узкие окна с давно вывалившимися стеклами, эхом прокатился по залу.

— Так нам здесь рады или нет?! — глумливо крикнул он.

В приоткрытую дверь ворвался резкий порыв ветра и, сдув гребень наметенного у порога сугроба, припорошил туфли Элеонор белыми снежинками. Она сделала шаг в направлении рядов скамеек.

Синклер обернулся и все еще с воздетыми руками воскликнул:

— Видишь?! Никто не возражает!

Он знал, что Элеонор боится его, когда он в таком настроении — мрачный, циничный и агрессивный. Темная сторона натуры Синклера проявилась после Крымской кампании. Война очернила его душу и породила необузданную злобу, временами вырывающуюся наружу.

— Более комфортных условий и придумать невозможно, — заключил он.

Оглядевшись, Синклер заметил позади алтаря дверь на массивных черных петлях. Неужели жилище священника? Громко топая черными сапогами по каменному полу, он обошел алтарь, усеянный старым крысиным пометом, и толкнул дверь. Внутри обнаружилась маленькая комната с квадратным оконцем, закрытым двумя ставнями. Обставлена она была очень скромно — из мебели тут имелись стол, стул, койка со свернутым в ногах одеялом и чугунная печка. Какой бы убогой ни оказалась обитель, но сейчас Синклер ощутил себя так, будто очутился в гостиной клуба «Лонгчемпс» и с нетерпением ждал момента, когда покажет ее Элеонор.

— Иди сюда! — позвал он. — Я нашел отличное гнездышко на ночь!

У Элеонор явно душа не лежала приближаться к алтарю, но и препираться с Синклером не хотелось. Она подошла к двери и заглянула внутрь. Лейтенант взял ее за плечи.

— Я принесу из саней вещи, а потом мы поглядим, как получше устроиться. Хорошо?

Оставшись одна, Элеонор приоткрыла ставни и выглянула наружу. Из окна открывался вид на ледяную равнину, где виднелись могильные камни, большая часть которых была расколота или повалена на землю, а между ними, гонимая суровым ветром, стелилась снежная поземка. Далеко на горизонте виднелась горная цепь, похожая на изогнутый хребет припавшего к земле зверя. Ничего в этом унылом мире не радовало глаз, не поднимало настроение и не внушало даже толику надежды. Перед собой она видела лишь панораму скованного льдом ада, вечно освещенную мертвенно-холодным солнцем.

А ветер тем временем усиливался, свистел под стрехами крыши и яростно барабанил в стены.

13 декабря, 21.30

— Придерживай повязку! — приказала Шарлотта. — Просто держи ее и не сдвигай!

Майкл прижал тампон к горлу Данцига; из раны все еще продолжала течь кровь. Шарлотта отрезала хвостик кетгута и швырнула ножницы в кювету.

— И за давлением следи!

Майкл метнул взгляд на монитор — давление было низким и продолжало неуклонно снижаться.

С того момента как Шарлотта примчалась на псарню, руки ее уже не останавливались ни на секунду; быстрыми уверенными движениями она все время производила ими какие-то манипуляции. Первым делом она пальцами стянула зияющую рану в горле у Данцига, а позже, в изоляторе, ввела ему дыхательную трубку, сделала обезболивающий укол и зашила рану. В данный момент доктор Барнс устанавливала капельницу, чтобы сделать переливание крови.

— Он выкарабкается? — спросил Майкл, страшно боясь услышать ответ.

— Не знаю. У него разрыв яремной вены, поэтому он потерял много крови, плюс повреждена трахея. — Она подвесила пакет с плазмой на штатив и, удостоверившись, что система работает исправно, взяла шприц. — Я попросила Мерфи, чтобы вызвал бригаду спасателей. Данцигу требуется серьезная помощь, которую на месте мы оказать не сможем.

— А что это за укол? От бешенства?

Тампон под его рукой, насквозь пропитавшись кровью, приобрел темно-бордовый цвет.

— От столбняка. — Она подняла шприц к свету и слегка нажала на поршень. — У нас тут вообще нет вакцины от бешенства. Предполагается, что собак на станции быть не должно.

Она вколола раствор, но не успела еще и иглу вытащить, как электрокардиограф и монитор кровяного давления разразились истеричными пиканьями.

— Вот черт! — произнесла она, бросив использованную иглу в ванночку. Затем подскочила к шкафчику, висящему на стене у нее за спиной, и рывком распахнула дверцу. — Он умирает!

Зловещие слова прозвучали безапелляционно, почти как приговор.

Она зарядила электроды дефибриллятора — подобную процедуру Майкл множество раз видел в медицинских телевизионных передачах — и приложила к волосатой груди Данцига, оранжевой от меркурохрома. Фланелевую рубашку с него содрали сразу после доставки в лазарет. Один из электродов лег как раз на татуировку с изображением головы лайки, и Майклу подумалось, что, возможно, это портрет именно Кодьяка. Сосчитав до трех, Шарлотта крикнула: «Разряд!» — и надавила на электроды. От внезапного разряда тело Данцига подпрыгнуло, выгнулось дугой, а голова запрокинулась назад.

Но мониторы продолжали подавать непрерывные сигналы остановки сердца.

Она снова выкрикнула «Разряд!» и, как только Майкл отошел от Данцига на шаг, снова пропустила ток через сердце умирающего. Как и в первый раз, тело дернулось, но… линии на экране кардиомонитора оставались прямыми.

От напряжения мышц несколько стежков на шее Данцига лопнули.

Тяжело дыша, не обращая внимания на упавшие на лицо косички, Шарлотта сделала еще одну попытку, но с тем же результатом. Тело опять выгнулось и, опустившись, осталось лежать неподвижно. Комнату наполнил слабый запах паленого мяса. Кровь продолжала сочиться из разорванной шеи каюра, но Майклу было уже нечем ее промокать.

Шарлотта обтерла рукавом взмокший от пота лоб, бросила последний взгляд на мониторы и опустилась на стул, безвольно свесив руки с колен. А Майкл ждал: что они предпримут дальше? Не может быть, чтобы так все и закончилось!