Время великих реформ - Александр II

Искренно благодарю Тебя, любезнейший Саша, за письмо Твое от 17-го Марта, полученное мною здесь 1-го Апреля. Искренно и сердечно благодарю за разрешение нашей Иерусалимской поездки и понимаю вполне, что Вы нам завидуете. Ты можешь себе представить, как мы будем молиться у Гроба Господня за Вас всех, за душу нашего незабвенного Папа́, за нашу дорогую Матушку Россию!

Также благодарю Тебя, любезнейший Саша, за весь прием, оказанный моему Мансурову, что выслушал его, что дал ему высказаться, что поддержал его, и особенно за то, что взял это дело в Твое непосредственное распоряжение и под Твое покровительство. Теперь оно этим вполне обеспечено, теперь оно непременно пойдет вперед и не может не удаться.

Слава Богу, слава Богу!! История Европейского Конгресса, Тобою предложенного, про которую Ты мне пишешь, что мы уже знали из газет, меня тоже сердечно обрадовала. Дай Бог, чтоб это хоть бы по крайней мере отдалило начало войны, если б даже и не удалось вполне ее избегнуть. Пребывание наше здесь в Неаполе было чрезвычайно неудачное. Дня через 4 после нашего приезда жинка моя заболела геморроидальною лихорадкою с ужасными болями в животе, так что ей должны были два раза ставить пиявки на живот и на спину. Она три дня ужасно страдала, а потом осталась у нее большая слабость.

В это время мне было, разумеется, не до поездок и не до осмотров. Едва она стала оправляться, как я сам заболел. Почти что с самого приезда сюда я начал страдать головными болями. Я долго старался переломить их частыми прогулками пешком. Но вышло противное, так что боли становились все хуже и хуже.

К этому присоединилась лихорадка, и 24-го Марта, наконец, мне стало невмоготу, и я слег. У меня начиналась, как говорили доктора, une fièvre cе́rе́brale [284]. Головой я страдал ужасно. Пиявки облегчили боль, но головокружения продолжались очень долго. Хотя я в постели лежал только два дня, но я так ослаб, что было просто смешно. Теперь я, Слава Богу, почти совсем поправился, но все еще очень слаб, и силы возвращаются очень тихо. Посему прошу прощения и за сегодняшнюю рукопись. Надеюсь, что в море я скорее поправлюсь.

Во время нашей болезни здешняя семья была чрезвычайно мила. Все Принцы и Принцессы приезжали почти ежедневно сами осведомляться об нашем здоровии, а Король приказывал себе давать знать ежедневно по телеграфу. Мы особенно подружились здесь с Графом Аквила и его женою, которые решительно Les plus distinguе́s[285] из здешней семьи. Граф Аквила начальник здешнего Флота.

Между тем, здоровье короля очень плохо. В нем общее худосочие, отчего раны на ноге его не только что не заживали, а напротив того, сделалась изнурительная лихорадка, которая бросилась на легкие. Долго его состояние скрывали от всех, даже от собственной семьи, но наконец сделалось так плохо, что скрывать правды не было возможности. Вся семья была собрана в Казерте и почти безвыездно там оставалась. 1-го и 2-го Апреля было так плохо, что с минуты на минуту ждали его смерти.

Его утром приобщили, после чего он простился со всей семьей и всех благословил, как говорят, с удивительным присутствием духа. Ожидали, что ночью все кончится, вместо того, он ночь провел спокойно, и ему теперь несколько лучше, так что семья из Казерты воротилась в город. Но, кажется, que се n’est qu’un mieux passager [286] и что оно долго продлиться не может. Сегодня мы едем посмотреть Помпею, для того чтобы не иметь стыда выехать из Неаполя, не видавши ничего.

Вечером перебираемся на Фрегат, а в полночь снимаемся с якоря, чтобы следовать прямо в Афины. Если обстоятельства в море будут не слишком дурны, мы надеемся к Пасхе быть в Афинах и остаться там неделю или дней 10, после чего идти прямо в Яффу, где надеемся быть около 28-го или 30-го Апреля нашего стиля.

На пребывание в Палестине уйдет дней 10, после чего мы отправляемся из Яффы и идем прямо чрез все Средиземное море в Вилла-Франку или Геную, где можем быть около 20-го Мая. Посему, если б Ты послал Апрельского Фельдъегеря в Неаполь, он мог бы там сесть на «Баян», которого я нарочно для этого там оставляю. Он его привезет к нам в Яффу. Если же Майский Фельдъегерь будет отправлен около 10-го числа, мы бы его застали в Генуе. Мне кажется, что этот план будет самый удобный.

Этот Майский Фельдъегерь мог бы привезти к нам в Геную Твои приказания, любезнейший Саша, насчет дальнейшего пути нашего. Во-первых, угодно ли будет Тебе, чтобы мы сделали наш визит в Мадрит [Мадрид], как прежде предполагалось, и где, судя по газетам, нас ожидают, – или Тебе угодно, чтобы по позднему времени года эта поездка была вовсе отменена. Потом предстоит вопрос о возвратном нашем пути.

Из Генуи можно возвращаться разными дорогами. Через Mont-Cenis путь весьма утомительный, дорогой и неудобный. Другой путь через Марсель по Французским железным дорогам. Это тот путь, по которому несколько раз ездили Мери, Елена Павловна и Екатерина Михайловна. Но тут возбуждается следующий вопрос.

Уже много наших Великих княгинь проезжали по Франции ради удобства пути, ни разу не заезжая в Париж, что, как я наверное знаю, производило всякий раз неприятное впечатление Наполеону, который толкует это тем, что Русские Великие Княгини чуждаются знакомства с его женою. Ловко ли будет после всего этого мне, который уже два раза был в Париже и был Императрицею Евгениею так хорошо принят, ловко ли будет мне, ехавши с женою, взять тот же путь, минуя Париж?

Не сделает ли это там еще худшее впечатление? B это в ту минуту, когда мы с Франциею в союзе. Ты знаешь, какую большую роль играют в Тьюлльерийском [Тюильрийском] Дворце les questions d’amour-propre [287]. Не будет ли поэтому натурально и прилично, чтобы я с женою, на самый короткий срок, на несколько дней, заеду в Париж, с тем чтоб она могла познакомиться с Императрицей. Прости мне, любезнейший Саша, за откровенное изложение моих мыслей. Я уверен, что Ты за это не рассердишься. Хотел я только ясно изложить Тебе обстоятельства дела, с тем чтоб Ты мог хорошенько все обсудить и прислать нам в Геную Твои приказания, которые будут свято исполнены, Ты в этом уверен.

Позволь мне теперь вперед поздравить Тебя от души с наступающим Светло-Христовым Воскресением, с 12-ю годами Владимира [288] и с Твоим собственным Рождением. У нас не будет под рукою телеграфа, чтобы поздравления послать в самые Праздники. Вообще, теперь мы будем на долгое время отрезаны друг от друга, и трудно будет сообщать известия про путешествие.