Агент сыскной полиции - Ирина Мельникова

— Слушаюсь, господин штаб-офицер! — взял под козырек Ольховский. — Только не обессудьте, Александр Георгиевич, если мои ребята поучат его маленько.

— Поучи, но не до смерти, — усмехнулся Лямпе и тоже приложил ладонь к виску. — Удачи!

— Удачи! — эхом отозвался Ольховский.

И всадники, пришпорив коней, поскакали в разные стороны.

Широкий двор. По зеленой траве ходят куры и суетятся желтые комочки — цыплята. На заборе сидит серая кошка и блаженно щурится, только кончик хвоста в нетерпении изгибается и выдает хозяйку с головой.

Ждет-поджидает момента хитрая бестия, чтоб притупилась бдительность у наседки… А в загоне за домом свободно разгуливают лошади, и одна из них определенно та самая, что принадлежит вдове — серая, в яблоках. За деревянной решеткой под старыми березами — пышные кусты отцветшей сирени. Сквозь них проглядывает ажурная стена беседки, увитая конским каштаном.

Тихо, спокойно вокруг, только пару раз послышались вдруг из-за дома воинственные женские крики, после которых кошка, лениво потянувшись, спрыгнула с забора и ушла в дом. И тут же ее место заняла серая ворона — тоже большая охотница до шустрой птичьей детворы.

Сам дом, сложенный из вековой лиственницы и крытый кедровой плахой, смотрел на мир шестью окнами, одно из которых было открыто, и ветер парусил длинные кружевные занавески, то выбрасывая их наружу, то втягивая обратно.

— Вот так заимочка! — протянул озадаченно Вавилов, когда с полчаса назад они с Алексеем залегли в отведенном Тартищевым месте. — Полк гусар поместится, да еще место останется. — Повозившись под боком у Алексея, он наконец принял самое удобное положение: лег на живот, а локтями уперся в землю. Затем обвел двор взглядом и с недоумением в голосе произнес:

— Что-то уж тихо больно! Как вымерли все! А чтоб такую домину обиходить, сколько прислуги потребуется. Кухарка, конюх…

— Дворник, — шепотом добавил Алексей, — кучер, птичница, Малаша… Да, десяток человек, не меньше, только где они все?

И словно в ответ на его слова появился на крыльце ражий детина в красной рубахе в распояску, босиком, с нечесаной головой и бородой. Он поскреб в лохматом затылке, потянулся и побежал за дом. Вслед за ним выглянула небольшого роста, худенькая простоволосая девочка в длинной юбке и цветастой кофте, с хворостиной в руках. Она замахнулась на ворону и что-то сердито крикнула. Ворона нехотя снялась с забора и перелетела на березу. Девочка погрозила ей кулаком и резво помчалась через двор к небольшой сараюшке, притулившейся к забору неподалеку от того места, где лежали в дозоре Алексей и Иван Вавилов.

Алексей пригляделся к ней. И чуть не присвистнул от радости. Малаша, определенно Малаша… Вот ее-то им и надо!

— Слушай, Иван! — зашептал он торопливо. — Сейчас я подползу к забору и попробую подозвать девчонку. А ты наблюдай за домом, если что, дай знать!

— Ладно, ползи, — отозвался тот, — но сдается мне, чисто здесь! Зря только груши околачиваем! Прошка, небось, за тридевять земель уже ускакал!

— Я все ж попробую, — быстро сказал Алексей и, извиваясь ужом, пополз сквозь высокую траву к забору.

Малаша тем временем подбежала к сараюшке и принялась возиться с засовом, бросая то и дело взгляды в сторону окон. И в то мгновение, когда Алексей достиг забора, она отворила дверцу и из нее выскочил огромный лохматый волкодав. Он, как щенок, запрыгал возле девочки, припадая на лапы от счастья, и взлаивал басовито, словно в бочку бухал: «Г-хаав! Г-хаав!»

На крыльцо выглянула женщина постарше.

— Что там, Малаша?

— Бегу, бегу, маменька! — звонко прокричала Малаша и помахала женщине рукой.

Та улыбнулась в ответ и тоже махнула рукой.

— Беги гуляй! Но недолго, а то обед простынет!

Девочка подхватила пса за ошейник и, мелькая пятками, помчалась к воротам. Поначалу пес трусил не спеша, задирая ногу под каждым кустиком или деревцем, но затем вдруг рванул в сторону, как раз к тому месту забора, за которым, вжав голову в плечи, лежал Алексей, очень ясно представивший в тот миг, как волкодав со всего маху вцепляется ему в горло.

— Цезарь! — вскрикнула Малаша, но волкодав подтащил ее к забору и попытался протиснуть лобастую голову между досок. Когда ему это не удалось, он утробно рявкнул и бросился на забор, мощно ударив в него лапами, точно также, как бил в ворота во время визита Алексея в дом Анастасии Васильевны Синицыной.

— Малаша, — прошептал Алексей и, подняв голову из травы, прижал палец к губам. — Постарайся, оттащи Цезаря!

Девочка едва слышно ойкнула, вытаращив глаза от удивления, но тут же подняла валявшийся неподалеку прут и огрела им пса по спине.

— Ах, ты неслух! — вскрикнула она и вновь ударила Цезаря хворостиной по мохнатым бокам. Тот оставил забор в покое, присел на задние лапы и, поедая Малашу глазами, завилял хвостом. Собачий язык свесился наружу, а сам пес совсем уж льстиво заскулил и начал крутить головой, не спуская взгляда с куска сахара, зажатого в худенькой девчоночьей руке.

— Гулять, озорник! — строго приказала девочка и поднесла ладонь с лакомством к собачьей морде. — Бегом за ворота, живо! — Последние слова она добавила почти шепотом и так выразительно посмотрела в сторону Алексея, что он догадался: они относятся скорее к нему, чем к собаке.

Махнув Ивану, чтоб следовал за ним, Алексей вновь юркнул в траву и через пару мгновений притаился за створкой ворот, одновременно делая знаки Ивану, чтоб подбирался ближе, и поглядывая в сторону густой чащи молодого березняка, обступившего небольшое, почти высохшее озеро. Трава и папоротники были там по-особому высоки и скрывали не только Тартищева, но и Лямпе, и еще с пяток жандармов, которых штаб-офицер привел с собой.

Створка ворот скрипнула, пропуская пса и уцепившуюся за ошейник девочку. Заметив Алексея и Вавилова, пес присел на задние лапы и глухо заворчал, обнажая крупные желтоватые клыки.

— Тихо, тихо! — похлопала его по шее Малаша. — Успокойся, свои! — И прошептала, испуганно косясь в сторону дома:

— Меня хозяйка послала до поселка сбегать, сказать, что Прошка появился!

— Прошка! — Алексей едва не вскочил на ноги от неожиданности. — Прошка здесь?!

— Так вы его знаете? — с облегчением вздохнула девочка. — Ночью ввалился, страшный, как смерть!

Хозяйке сказал, что его с тюрьмы высвободили из-за того, что калека. Денег требовал до Томску доехать!

Она ему дала, потом баню велела истопить, во все чистое переодеть. Фролка, конюх, ему бороду и волосья подстриг, а то шибко страшной был. И зубов нет… — добавила Малаша почти шепотом. — На кота посмотрел, а тот как зашипит, да с печки прямо на пол, и во двор сиганул, только его и видели. — Она снова оглянулась на дом. — Не могу я долго. Кое-как выпросила хозяйка у Прохора меня вместе с Цезарем отпустить погулять, а то он выть стал и землю лапами скрести.