Евангелие от Локи - Джоанн Харрис

Существуют две разновидности сновидений. Некоторые сны полностью вас поглощают, а некоторые, более легкие и прозрачные, дают ощущение как бы странствования между мирами. Именно такие сны я и стремился у себя вызвать. Однако овладеть искусством сновидений непросто – это требует определенной практики. Кроме того, я постоянно подвергал себя опасности: во время такого сна легко наткнуться на одно из тех жутковатых существ, которые обитают в темных глубинах реки Сновидений и не прочь заманить туда ничего не подозревающего сновидца, пожрать его душу и разум, а физическое тело оставить умирать в мире бодрствования. Довольно редкое явление в Срединных мирах, хотя порой такое все же случается. Но в данный момент я находился почти у самых истоков реки Сновидений, так что встреча с подобными существами была весьма вероятна. И все же я готов был пойти на такой риск. Я был готов пойти на что угодно, лишь бы убраться с этих голых скал и оказаться как можно дальше и от любящей Сигюн, и от распроклятой змеи.

И я начал «заострять свою чайную ложку». Боги, это был поистине тяжкий труд! Под землей, собственно, день ничем не отличался от ночи, так что я спал в те редкие минуты, когда мне это удавалось. Понемногу я стал разбираться в том, какие радости и опасности сулит спящему река Сновидений; я стал различать ее эфемерные острова, мгновенно возникающие и исчезающие – некоторые не больше мыльного пузыря, другие же размером с целый континент. Я научился не просто видеть эти острова в быстротекущем потоке сновидений, но и избегать таящихся там опасностей, созданных разумом других спящих. Я научился слегка касаться душ сновидцев, затем понемногу сузил сектор поиска, выбирая такую душу и такой разум, которые могли бы полностью мне подойти.

Это должен был быть сильный разум, однако не настолько сильный, чтобы оказать мне сопротивление или попытаться поглотить меня. Разум открытый, одаренный богатым воображением и не слишком скованный моральными устоями. Я пробовал многие, но все они оказывались в той или иной степени непригодными; наконец, после долгих поисков, мне удалось найти некий идеальный разум – а может, лучше сказать, что этот сновидец сам меня нашел? Он, безусловно, обладал сильным разумом, и воображение у него было прекрасно развито, и сны его были наполнены такими знакомыми пейзажами. Это была поистине родственная душа, воплощавшая в своих снах очень близкие мне сценарии.

Некоторые сны этого существа были связаны с тактильными ощущениями или с полузабытыми, но приятными впечатлениями. Такие сны успокаивали. Это были сны о чистой прохладной воде, о ласковых руках на моем лице, о льняных простынях, о тенистых деревьях, о чудесных ароматах влажной земли, травы и лесной растительности. Пойманный в ловушку и находясь глубоко под землей, почти не имея возможности свободно вздохнуть, вечно страдая от страха и боли, вечно голодный, изнывающий от жажды, истерзанный, израненный, я воспринимал эти чужие сны как некую связь с иным, радостным и светлым, миром и всей душой их приветствовал.

Но со временем я почувствовал, что эти чужие сны становятся все более страстными и, пожалуй, несколько навязчивыми. В них были струи раскаленной лавы, бьющей фонтаном и вырывающейся из мира Хаоса в Срединные миры, неся с собой разрушение и смерть. Черные хлопья пепла опускались на землю. Жарко горели костры. С невероятной скоростью распространялись лесные пожары. Это были сны об огне и дыме; абстрактные сны о воцарении Хаоса. Горели и падали во мрак прекрасные здания и мощные крепости; целые народы сражались друг с другом: люди, подземные Черви, народы Гор и Льдов, боги Асгарда…

Я уже говорил, что сначала все это казалось мне почти идеальным. Но в этих снах о насилии, столь родственном моим собственным наклонностям, я вдруг почувствовал потенциальную угрозу и возможность ловушки. Я стал очень осторожен и, проникая в чужие сны, старательно соблюдал меры безопасности, обходя опасные повороты и время от времени даже добавляя парочку собственных мелких подробностей, желая убедиться, проглотит ли хозяин этих снов наживку.

Ну да, я все время называю его «он», но ведь очень трудно определить, кем на самом деле является тот или иной сновидец. Сон – структура чрезвычайно сложная; сны столь же трудно понимать и интерпретировать, как и пророчества. А уж личность спящего и вовсе определить почти невозможно, поскольку он во сне обычно является в самых различных обличьях. Я, например, входя в реку Сновидений, каждый раз принимал новое обличье: то сокола, то кошки, а то, скажем, лягушки или паука. Первое время я прямо-таки заставлял себя не спешить, не совершать резких движений, внимательно изучать пейзажи и вообще все, что снится той душе, в которую я проник. Я не пытался предпринимать какие бы то ни было явные шаги к общению, не заставлял спящего открыть свою сущность и старался ни в коем случае не обнаружить себя.

Признаюсь, порой я просто впадал в отчаяние. Но понимал, что должен быть терпеливым. Я подыскал себе идеальный разум – глубокий, восприимчивый, с богатым воображением и самым что ни на есть правильным уровнем подавленной склонности к насилию; мы бы чудесно ужились, и мне вовсе не хотелось пугать его (или ее) своим страстным стремлением к свободе. Я уже многое знал о своем сновидце: о его мыслях, чувствах, сообразительности, фантазиях – обо всем, кроме того, кто же он такой.

А однажды ночью я почувствовал, что не только сам наблюдаю за кем-то, но и объект моих наблюдений наблюдает за мной. Это был уже совсем иной уровень связи, отнюдь не просто бессознательный. Короче говоря, несмотря на всю мою осторожность и попытки спрятаться, неизвестный сновидец меня засек.

В том сне, каком-то невероятно спокойном, был длинный, пустынный летний пляж, и деревья росли чуть ли не у самой воды, и воздух был напоен ароматом цветов и зреющих фруктов.

На дальнем конце пляжа маленькая девочка увлеченно строила замок из песка. А что, если она и есть «мой» сновидец? – подумал я.

Я подошел к ней поближе, приняв облик рыжеволосого мальчика – этот облик я всегда находил весьма практичным, ибо все считали этого мальчугана очаровательным и не таящим ни капли угрозы.

Девочка, казалось, была полностью поглощена строительством, и я еще чуть приблизился к ней, стараясь все же держаться на самой окраине ее сна, чтобы не привлекать внимания. Но девочка уже заметила меня, и взгляд ее показался мне каким-то чересчур проницательным. Я попытался сменить обличье, снова стать незаметным и выйти за пределы сновидения, но обнаружил, что не могу этого сделать. Я попался.

Девочка, глядя на меня в упор, спросила:

– Ты кто?

– Я – никто. И ничто.

– Неправда. Я тебя и раньше видела. Может быть, все-таки скажешь, как тебя зовут?

Она наверняка и есть «мой» сновидец, понял я. Но у нее, как и у меня, был ясный трезвый ум, способный держать под контролем все аспекты своего сна – в том числе и Вашего Покорного Слугу. Короче говоря, я угодил в ловушку на этом очаровательном крошечном островке Сновидений, который мог в любое мгновение раствориться в воздухе, улететь, как улетают любые сны, если «моему» сновидцу придет пора проснуться…