Загадки гибели линкора Новороссийск - Борис Никольский

Я бы очень не хотел оказаться в положении Николая Никольского. Таких «волевиков» от воинской службы, как Пархоменко, мне пришлось немало повидать на своем веку. В течение десяти лет мне пришлось нести вахту вахтенным офицером на авианесущем крейсере при трех командирах. Три с лишним года, заступая на ходовую вахту с командиром Юрием Соколовым, я заходил в ходовую рубку, как рабочий цирка в клетку с тигром-людоедом. Дальнейшее наше общение в смычке — вахтенный офицер — командир зависело от того, голоден ли хищник и как давно он принял успокоительную «дозу». Это притом что командиром Юрий Георгиевич Соколов был, что называется, от бога. Просто вырос он в Сибири, и детство у него было тяжелое.

Что же касается фактической степени ответственности каждого из обвиняемых комиссией адмиралов. Существуют уставные положения по передаче права управления кораблем в ситуациях, когда старший начальник считает, что командир не справляется со своими обязанностями. Либо когда старший начальник решит, что младший лучше него справится с обязанностями по управлению кораблем.

К примеру, когда 6 ноября 1977 года порывами шквального ветра был сорван с бочки тяжелый авианесущий крейсер «Киев», стоявший на рейде Североморска, на его борту находились командир эскадры вице-адмирал Зуб, командир бригады капитан 1 — го ранга Скворцов, член ВС КСФ вице-адмирал Подорин. Громадный корабль, не успевший ввести в действие главную энергетическую установку, как щепку мотало по тесному, ограниченному скалами и мелями рейду. Командир корабля капитан 1-го ранга Юрий Соколов никому из старших начальников не позволил управлять кораблем. Командир эскадры с начальником штаба координировали взаимодействие со спасательными средствами и осуществляли общее руководство, командир бригады убыл на ют и руководил заводкой швартовов на подходившие к авианосцу буксиры. Катастрофа не произошла только потому, что авианосец, управляемый грамотным и волевым командиром, своим кованым форштевнем увяз в корне 19-го причала бухты Окольной. А спасательный буксир в качестве «кранца» не позволил левому борту авианосца «навалиться» на береговые скалы.

В то же время, когда начальник штаба 170-й бригады капитан 2-го ранга Баранник пытался вмешиваться в процесс управления авианесущим крейсером «Киев», то командир — капитан 1-го ранга Юрий Соколов, с трудом сдерживая гнев, рычал: «Вахтенный офицер, запишите в вахтенный журнал — “в управление кораблем вступил начальник штаба бригады ”». И, как правило, после этого «предложения» у Баранника пропадало желание «порулить» авианосцем. А бывало и так, что Юрий Георгиевич в приступе гнева в ответ на безграмотные «рекомендации» начальника штаба, пользуясь тем, что был старше Баранника по званию, посылал его «в бога и в мать». Правда, после подобных эпизодов долго в должности командира авианосца капитан 1 — го ранга Соколов не задержался.

Эти эпизоды из своей непростой корабельной службы я привел к тому, что, окажись на месте Николая Никольского Юрий Соколов, то мало бы Виктору Пархоменко не показалось. И угрозы оружием не остановили бы его. Если бы Соколову в критической для корабля и экипажа ситуации начальник любого уровня мешал бы выполнять уставные обязанности, он пинками согнал бы его с мостика и руководил спасением корабля.

Кстати, за примерами не нужно было так «далеко» ходить. Примерно таким же характером и таким же крутым нравом обладал капитан 1-го ранга Юрий Зиновьев, которого мы уже упоминали в ходе повествования. На этой почве между Зиновьевым и адмиралом Октябрьским неоднократно возникали «диспуты» по методике боевого управления крейсером «Молотов» или линкором «Севастополь». И почему-то эти споры адмиралу Филиппу Октябрьскому не очень нравились. А кому из начальников понравится, когда твой подчиненный аргументированно, в резких тонах убеждает тебя в профессиональной некомпетентности.

Должно быть, Николай Иванович Никольский, воспитанный в интеллигентной семье, на подобный стиль поведения не мог решиться. А жаль — линкор уже было не спасти, а людей бы спас.

Однако продолжим.

В течение последних шестидесяти лет традиционно упускается ряд организационных элементов, предусмотренных корабельным уставом, но по разным причинам «упущенных» на линкоре «Новороссийск». При объявлении боевой тревоги экипаж прибывает на свои боевые посты, производит доклады и действует согласно расписанию по боевой инструкции. Мы можем, ведомые праведным гневом, в сотый и тысячный раз задавать вопросы — почему командующий флотом по прибытии на линкор не поднялся на ГКП или, если угодно, на ФКП? Почему прибывший на линкор начальник штаба эскадры также не организовал свой командный пункт на ФКП? А не стоит ли для начала выяснить, почему на том же ГКП уже через час после взрыва, кроме матросов и старшин, расписанных в этом посту по боевой тревоге, не оказалось никого из офицеров линкора? Согласно тому же расписанию по боевой тревоге в ходовом посту должен был находиться корабельный дирижер с журналом боевых действий, за пультом управления рулем должен был находиться старшина команды рулевых, в штурманской рубке, смежной с ходовым постом, должен был занять свое место командир БЧ-1 или один из его заместителей — младших штурманов, в рубке сигнальщиков должен был находиться старшина команды. Возглавлять расчет ГКП до прибытия командира должен был старший помощник командира корабля. Он же должен был принять доклады от командиров боевых частей. Как следует из воспоминаний бывшего парторга линкора Ходова, по тревоге на ГКП прибыл капитан 2-го ранга Сербулов. Он же, выполняя боевую функцию старшего помощника и старшего на корабле, произвел доклад оперативному дежурному флота. Принимая доклады и по возможности оценивая ситуацию, он, похоже, был готов предпринять меры по спасению корабля. Но, как уже говорилось, спустившись на ют для доклада обстановки командующему, Сербулов более на ГКП не возвращался. И этот факт был поставлен ему в вину.

Поскольку в нашем случае на корабле после сильнейшего взрыва имелись большие повреждения и потери личного состава, опять-таки, по команде с ГКП, личный состав боевых частей начал действовать в режиме аварийной тревоги. Часть функций в этом режиме передаются расчету ПЭЖа, при условии общего руководства с ГКП. Старпом, покидая ГКП, должен был оставить за себя своего первого заместителя либо наиболее подготовленного вахтенного офицера, который осуществлял бы связь с командными пунктами и КП флота, обеспечивал наблюдение за обстановкой на рейде. Он же должен был руководить действиями дежурного по кораблю, отдавать приказания на использование корабельных плавсредств. В случае необходимости один из допущенных к ходовой вахте офицеров должен был выполнять функции помощника вахтенного офицера. Он же по необходимости производил записи в вахтенном журнале. В стандартном варианте старший помощник встречает командира, информирует его об обстановке, и в случае необходимости командир направляет старпома для руководства борьбой за живучесть на наиболее опасном и ответственном участке. При анализе воспоминаний участников событий на линкоре и материалов работы Правительственной комиссии можно сделать вывод о том, что на терпящем бедствие «Новороссийске» с 02 часов 10 минут и до момента опрокидывания ничего подобного не наблюдалось. Уже только тот факт, что весь этот период не делались записи в вахтенном журнале, воспринимается как дичайшее явление, особенно с учетом важности и трагичности событий, происходивших на линкоре.